-- Теперь наш черед! -- крикнул Нищебрат.-- Занимай свои посты!
Мстители, литейщики, карабинеры, вольные стрелки, волонтеры, гарибальдийцы -- все способные держать оружие, включая и раненых, все, кто еще стоял на ногах, быстро заняли подготовленные заранее позиции. Их сопровождали женщины и дети, но этим пришлось держаться поодаль, в резерве, так как ни на баррикаде, ни за заложенными тюфяками окнами свободного места не нашлось. Именно им-то, которые не могли ни действовать, ни видеть, что происходит, было особенно непереносимо это ожидание и тревога. Понятно, общий гнев обернулся против пушки "Братство", поливаемой потоками дождя, и каждый в душе клял эту бесполезную, всем мешающую громадину.
-- Да ведь подходящих снарядов нет! -- объяснял Филибер Родюк.
-- Значит, нужно стрелять теми, какие есть! -- взвилась Tpусеттка.
-- Спокойно, женщины! -- крикнул Нищебрат.-- Так или иначе, a времени y нас уже нет.
Командир Мстителей стоял на коленях на самой верхушке баррикады, рядом с красным знаменем, которое некогда прижимало к груди наше Непорочное Зачатье. Ho женщины еще не сразу угомонились, еще поворчали немного: стоило, мол, ради такой пушки из кожи вон лезть, сколько на нее бронзовых монеток передавали, сколько старались... Потом и они замолчали.
-- A ну, тише, други, птички уже летят!
Первый штурм версальцев, контратака федератов -- все это заняло три-четыре минуты. С моего места я почти ничего не смог разглядеть.
Сначала мертвая тишина, торопливый топот ног, потом все ближе, все громче яростный гул голосов, ружейный залп, второй -- ответный, свист пуль над нашими головами, бруствер, увенчанный огнем и дымом, Шияьон, отброшенный на нас с расколотым черепом, потом кто-то еще, потом еще двое и, наконец, Барбере, главный литейщик братьев Фрюшан. B дыму на верхушке баррикады мелькнули трое-четверо версальцев, но тут же исчезли. Нищебрат, выпрямившись во весь рост, размахивал красным знаменем, которое держал в левой руке, с саблей в правой, и орал во всю мощь своих легких: "Вперед! Да здравствует Коммуна!" За ним бросились с примкнутыми штыками федераты и остальные бойцы, они тоже кричали в едином порыве: "Да здравствует Коммуна!" -- и исчезали за баррикадой. Страшный стук скрещиваемых клинков и падающих тел среди воплей, револьверных выстрелов. Потом частый топот ног стал глуше. И все та же удушающая тишина.
Вместе с ней пришли сумерки.
Федераты медленно возвращались к баррикаде. Замыкающие несли раненых. Вслед им раздалось несколько выстрелов, но на них тут же ответили из окон.
Пересчитали наличный состав. Эти несколько минут стоили нам двадцати семи человек.
Втроем они принесли Нищебрата: Матирас и Гифес держали его за плечи, Желторотый за ноги. Командйра Мстителей положили на стол перед кабачком. Он все еще прижимал к груди красный флаг, держал его y кровоточащей раны, как повязку. Потом протянул Гифесу:
-- Держи. Теперь ты снова командир. Я со всеми голосовал за Фалля, a сейчас все проголосовали бы за тебя. Гражданин Гифес, ты заработал командирские нашивки.
И еще спросил:
-- Скажите честно, как, по-вашему, не посрамили мы Флуранса, a?
Какой-то гонец примчался во весь опор:
-- Кто y вас теперь командир?
-- Я,-- ответил Гифес, сжимая древко окровавленного знамени.
-- Давай сюда, они парламентерa прислали! Движением руки Нищебрат отослал Гифеса и всех нас тоясе. Ему хотелось остаться наедине со своей Сидони. Пока мы шли к баррикаде, a идти было буквально
несколько шагов, новому командиру Мстителей пришлось отбиваться от наседавших на него бойцов и женщин.
-- Не принимай ты его, гражданин Гифес,-- молила Клеманс.
-- Небось скажет, что сохранят нам жизнь, если мы сдадимся,-истерически хохотнула Мари Родюк.
-- Они повсюду такую штуку устраивают,-- заметил кто-то.-- A если кто сдастся, сразу к стенке.
-- Да плевать нам на это! -- заорала Селестина Толстуха.
-- Они вступают в переговоры, чтобы выиграть время,-- пояснил Предок.-A потом как бахнут!
-- Пусть приходит, тут ему и каюк будет,-- бросила Tpусеттка.
-- Нет,-- наконец заговорил Гифес,-- нет. Пускай враги такими делами занимаются.
-- Значит, что ж, примешь их предложение? -- взревела моя тетка.
-- Нет.
-- Ho ты же согласен, чтобы он сюда пришел? Согласен с ним говорить? Отпустишь его целым и невредимым?
-- Да.
-- A почему? Мы не в кружавчиках воюем. К чему все эти кривляния, гражданин владелец типографии? Почему ты хочешь его выслушать?
-- Ради удовольствия ответить ему: "Дерьмо!"
Вероника шла рядом со своим возлюбленным и не спускала с него глаз. A он мотнул головой, и кончик знамени, коснувшись его щеки, отметил ee кровью Нищебрата.
Заря все медлила, во влажном предутреннем сумраке, в молочной его дымке изредка пробегали серые струйки дыма и дрожащие розовые отсветы.
Парламентером к нам послали старика сержанта с длинными висячими усами. Все в нем: и блеск только что начищенных 6ашмаков, и красные панталоны, и застегнутая на все пуговицы куртка, и ровно лежавшие эполеты, и кепи, надетое прямо, a не набекрень,-- все, повторяю, было неумолимо аккуратно. B высоко поднятой руке он держал белую скатерку, очевидно стащил в первой попавшейся квартире. Выпятив грудь, он смотрел прямо перед собою, даже когда спотыкался о трулы. Он печатал шаг посреди мостовой, усеянной оружием, всякой pухлядыо
и мертвецами, и казалось, камень курится под его подошвами. Каждый его шаг гулко отдавался среди разрушенных домов. Чем ближе он подходил, тем нереальнее казалось нам это видение среди окружающей нас декорации.
Он остановился шагах в двадцати от баррикады. И тут его лицо внезапно утратило свое невозмутимое выражение. Он заметйл черный флаг. Выпучив глаза, он уставился на знамя Марты. Его великолепные усы дрогнули, слишком уж выразителен был этот знак трауpa.
Гифес взмахнул окровавленным знаменем, которое завещал ему Нищебрат:
-- Говориl
Сержант сразу же предложил нам сдаться на милость победителя. Вся 6aррикада ждала, не скажет ли он еще чего-нибудь, потом из всех глоток, из всех сердец вырвалось только одно слово.
Старик сержант сделал положенный по уставу полуоборот, решительно повернулся к нам спиной и удалился, не торопясь, твердо печатая шаг.
-- Уложу на месте каждого, кто посмееет в него выстрелить,-- проревел Гифес и угрожающе вскинул револьвер.
Наши пальцы судорожно впились в приклады ружей.
Версальский парламентер ушел, и через пять минут снова начался обстрел баррикады. Два снаряда крупного калибра разорвались в начале Гран-Рю, но мы увидели только вспышку пламени. Метрах в пятидесяти. Прямое попадание. Снаряды, прицельная стрельба. Мы лежали ничком за баррикадой.
-- Сначала они ee разрушат, a потом начнут нас картечью поливать, a там и в атаку пойдут,-- пояснял Предок, улыбаясь в свою бороду, в которой застряли комочки земли.
Ему был знаком этот прием, еще в 1830 году артиллеристы королевской армии применяли его во время уличных 6оев. И на память ему пришла его мятежная юность, баррикады на Центральном рьшке, все, что было в его двадцать лет. Рассказывал он об этом маневре "юнцу" Гифесу: пушки заряжают в укрытии, a расположены они за правым и левым углами улицы, потом их оттуда стремительно выкатывают и направляют на препятствие.
Огонь! Пушки и впрямь уже показались из-за угла улицы Вьейез и "Таверны Kocaрей*.
-- A при этих обстоятельствах, сынок, даже самые меткие и сноровистые стрелки не успевают уложить наводчика! И мы тоже не можем, вам и развернуться здесь негде.
-- Да еще с этойпушкой,--пробормоталтипографщик.
-- Вы ee, нашу пушечку, сейчас услышите! -- вдруг завопнла Адель Бастико.
Возясь с пушкой, мы смогли оценить невосполнимость наших потерь.
Не стало двух наших главных пушкарей -- Торопыги и Пружинного Чуба,-- и красивый маневр, отлично слаженный после десятка репетиций, пришлось разучивать с новым нашим пополнением -- Орестом, подмастерьем булочника, и Рике из Менильмонтана, который нужно было все показывать, и все это в таком грохоте, в этой сумятицеl Ho главное -- не хватало Марты. Только сейчас мы осознали во всей полноте, что именно она была подлинным командиром орудия.