Мне было все равно, лишь бы лезвия были бритвенной остроты. Через несколько дней, оплатив работу, я получил перфоратор, тут же проверил на принесенном с собой куске свиной кожи. Инструмент работал отлично, умели же делать в старину на совесть, не то что нынешние пластмассовые поделки. Ну что ж, инструменты готовы, технику на трупах я отработал, пора вызывать пациента. Я спросил у прохожих, оказалось, это недалеко; прогулявшись пешком пару кварталов, нашел дом. Богатый дом, не каждый может себе позволить дубовые двери, окованные медными полосами. После долгих препирательств слуги позвали хозяина.
Тот спустился, прикрывая шарфом левую половину лица. Увидев меня, извинился за слуг, пригласил в комнату, угостил великолепным вином.
– Как я понимаю, ваш визит обусловлен предстоящей операцией?
– Да, мсье. Улаживайте дела с бизнесом и семьей, обсудим день операции, после нее месяц вас никто не будет видеть, если только жена сможет посещать.
– Я готов на любой день, дела привел в порядок, старший сын приглядит.
– Ну тогда, если нет возражений, приступим завтра.
– Завтра я весь в вашем распоряжении.
Вернувшись на квартиру, поужинал и лег пораньше спать, голова завтра должна быть ясной, к тому же, если что пойдет не так, неизвестно – удастся ли поспать.
Пациент явился ни свет ни заря; я толком и подготовиться не успел, да и Жильбер еще не пришел, мы договаривались к девяти часам. Чтобы человек был в курсе, я коротко, не вдаваясь в подробности, объяснил суть того, что с ним будут делать. Услышав о пересадке кожи с ягодицы на лицо, пациент посмурнел лицом, но, подумавши, махнул рукой:
– Хуже, чем сейчас, уже не будет!
До прихода Жильбера я напоил пациента – а звали его Николя Д’Эстен, оказывается, дворянин, – настойкой опия и уложил на стол. Как только появился Жильбер, мы вымыли и обработали спиртом руки и приступили.
Я аккуратно разметил и вырезал из ягодицы лоскут, убрал подкожный жир и шелком зашил рану. Уложив на стерильную салфетку кусок кожи, дважды прошелся перфоратором. Теперь аккуратно, небольшим и острым скальпелем вырезал кожу со шрамами на лице, постаравшись обойти веки. Разложили перфорированную кожу, где надо – ножницами отсекли лишнее. Вроде неплохо. Тоненькими иглами с конским волосом стянули края лоскутов.
Осмотрел еще раз. Все! Пока идет неплохо. Забинтовали. Пациент уже постанывал от боли, накапали настойки опия еще – зачем страдать человеку, а наркоманом от нескольких раз не станет. Что интересно – опия, гашиша здесь полно, на базарах торгуют открыто, но наркоманов нет. Применяется врачами и шаманами, иногда берут арабы.
Перетащили пациента на кровать. Теперь пусть отдыхает. Мы помыли руки и сели перекусить. До операции я так и не успел. Ну какой же завтрак во Франции без вина? Тем более и время уже было обеденное. Жильбер весь еще был поглощен увиденным, постоянно переспрашивал – зачем так, а не иначе, почему конский волос, а не шелк, как на ягодице. После обстоятельного разговора, уговорив пару кувшинов вина, Жильбер пришел к выводу – вроде и просто, но знать надо много.
– Таких операций я еще не видел, даже никогда не слышал. Неужели на Руси столь сильная медицинская школа? Юрий, вы меня удивляете, я восхищен вашими знаниями. При первой же возможности постараюсь побывать в Москве. Рядом с вами я чувствую себя школяром.
– Перестаньте заниматься самоуничижением, Жильбер. Вы неплохо помогали, а после нескольких подобных операций и сами сможете их делать. Главное – не забывать о мелочах, от них много зависит.
– Юрий, меня гложет одна мысль – неужели вы когда-либо уедете, не передав мне своих знаний, а главное – эликсира долголетия. Если вам действительно столько лет, это открывает большие возможности перед людьми.
– Бросьте, Жильбер. Эликсир – слишком дорогой и сложный состав, чтобы им могли пользоваться все.
– И все же, все же, как оказывается мало я знаю. Я думал, что все самое новое я знаю и применяю, я почивал на лаврах, вдруг появляетесь вы, и я понимаю, что не знаю и малой толики того, что знаете и умеете вы.
– Так устроен мир, Жильбер, не расстраивайтесь, я еще не собираюсь уезжать.
Мы расстались. Начались дни постоянных перевязок. Я ходил по базарам, покупал травы, делал настойки и отвары. Николя безропотно их глотал. Пару раз приходила проведывать жена, но кроме забинтованного лица ничего не смогла увидеть.
Через три недели настал день, когда я окончательно снял повязки. Я заранее приготовил большое зеркало и подвел к нему пациента. Он долго с удивлением вглядывался. Рубцов, так обезображивающих лицо, не было. Потом заплакал. Я не стал докучать своим присутствием и вышел.