постучал в ворота. Из дома выбежала женщина, бросилась открывать ворота и, едва телеги въехали во двор, кинулась Фёдору на шею.
— Вернулся наконец, совсем заждалась.
— Марфа, ты уж при людях-то пообожди с ласками.
Марфа отпрянула от Фёдора.
— А родственники где — деверь да племяш?
— Сгинули, разбойники напали и живота лишили. Вот человек, отбиться помог да родню схоронить, значит.
У Марфы выступили слёзы.
— Ну хватит, хватит мокреть разводить.
Из дома выбежали дети, бросились обнимать Фёдора.
Мы распрягли лошадей, завели в конюшню. Хозяйство у Фёдора было справное. Дом большой, бревенчатый, пятистенка, правда — одноэтажный. Двор вымощен дубовыми плашками. Конюшня на пять лошадей, навес для телег. Видимо, Фёдор знавал и лучшие времена.
Я взял свой мешок, и Фёдор под ручку, оказывая уважение к гостю, провёл в дом. А на пороге меня встречала приодетая Марфа с корцом сбитня. Я выпил, перевернул корец и возвратил хозяйке.
В комнате я перекрестился на образа в красном углу, уселся на скамье. Прислуги в доме не было, но Марфа и сама очень скоро накрыла стол. Мы выпили за встречу, помянули погибшую родню купца.
Фёдор отвёл меня в небольшую комнатушку.
— Располагайся, сколь хочешь, столько и живи. Долг за мной неоплатный, хоть немного возверну.
Я не возражал, после сытного обеда в доме купца я чувствовал себя в безопасности и быстро ус- пул. Проспал аж до утра.
За завтраком купец поинтересовался:
— А на жизнь чем зарабатываешь? Сабля у тебя, смотрю, знатная, дорогая — не в охранники ли нанимаешься?
— Да нет, Фёдор, лекарь я. Но могу и в охранники, когда денег нет.
— Гляди-ка. А чего же лекарю у нас в Муроме делать? В городе почитай народу — хорошо, если треть осталась.
— Работа по лекарской части найдётся всегда. Только вот инструментов у меня сейчас нету.
— А, ну да — ты говорил, что тебя на стоянке бросили, с вещами уплыли. Так то не беда — кузнецы у нас знатные, любую железяку выкуют — любо- дорого посмотреть.
— Да не любую, Фёдор. Очень тонкая работа нужна.
— И такой мастер есть у нас. Город у нас славный, ремесленников рукастых полно. Ты наши муромские калачи пробовал?
— Не успел ещё.
— О! чудо как хороши, таких нигде нету. Даже к государеву столу возим. Собирайся, на торг пойдём — я тебя калачами угощу да с кузнецом знатным познакомлю, что инструменты любые сделать может.
Голому чего собираться — только подпоясаться. Тем более на торгу мне надо было купить сапоги.
С них и начали. Фёдор подвёл меня к сапожнику, я подобрал сапоги по ноге. Сапожник оказался старым знакомцем Фёдора, бросил коротко, когда я рассчитался:
— Носить тебе, парень, эти сапоги — не переносить. Подошва из бычьей кожи, дратва сученая, а верх юфтевый. Нога потеть не будет.
Затем Фёдор купил в лавке калачей. Мы съели пх тут же, запив квасом. Калачи и в самом деле оказались превосходными — ароматные, мягкие. Каждый калач со своим вкусом, видимо — приправы в тесто добавляли особые. Такие, попробовав раз, не забудешь.
— Доволен ли ты калачами? Не едал таких нигде, я точно говорю.
Я согласился.
— Ну, теперь — к кузнецу.
Лавка, даже скорее лавка с мастерской, оказалась в самом углу торга. Кузнец был седой, лохматый донельзя, а глаза блестели молодо.
Я объяснил и даже нарисовал писалом на вощёной дощечке, что мне требовалось.
— Мудрёно, однако сделаем. Через три дня приходи.
С торга мы ушли довольные. Меня беспокоило только то, какого качества инструменты будут. Ну, скажем, скальпель мне изготавливали и раньше — не такая уж мудрёная работа. А вот зажимы и иглы кривые — это сложно.
К моему удивлению и радости, инструменты и в самом деле оказались неплохи. Иглы с режущими кромками по всей длине, ушко с прорезью для быстрой заправки нити. Иглодержатели фиксировали иглы без проворотов и проскальзываний. Даже отполированы инструменты были на совесть.
— Это уж внук мой, Алексей, старался, ножное точило приспособил, только вместо камня — кожу бычью поставил.
Кузнец полюбовался ещё раз на инструменты, обернул их тряпицей и отдал мне.
Теперь мне нужны были нитки, которые я без труда приобрёл.
— Из-за Стены, синдские, — пояснил торговец. — Самый лучший шёлк.
Ну а уж опий для обезболивания я нашёл без проблем — торговали им в нескольких лавках наряду с другими товарами.
Теперь у меня было всё необходимое для операций, за исключением, пожалуй, кетгута. Шёлком шить хорошо, но есть у него один недостаток — он не рассасывается после операции. Для наружных швов — то, что надо: зажила рана — подрезал один кончик узла и вытащил нить. А внутри тела желателен кетгут. Это тоже нити для швов, изготавливаются из бараньих кишок, обладают замечательным свойством — через десять-пятнадцать дней после операции, в зависимости от толщины, нити рассасываются без следа. За это время ткани, края которых были стянуты кетгутом, срастаются.