Я лёг под дерево и незаметно для себя уснул. Неплохо выспался, отвёл коня подальше от полянки и привязал к дереву. Сам же вернулся и взобрался на дуб. Было хорошо видно, как по тракту проезжали повозки с крестьянами и грузами, иногда лихо пролетали всадники.
Ближе к вечеру проезжающих стало заметно меньше. Я уже истомился в ожидании и стал строить предположения — может быть, обоз уже остановился где-то на ночёвку или вышел с опозданием.
Наконец раздался скрип колёс телег, перестук множества копыт, и на поляну втянулся большой обоз. Кроме обозных мужиков было ещё шесть верховых охранников. Поляна сразу заполнилась людьми, лошадьми, телегами. Развели костры, стали готовить ужин. Ветерок дул в мою сторону, и временами дым попадал в глаза, щекотал в носу. Лишь бы не чихнуть, не выдать себя раньше времени.
Я всматривался в лица обозников, выискивая Савву. Ага — вот он, хлопочет у костра. Потом стал ходить по бивуаку, переговариваясь с купцами. Я увидел ещё несколько знакомых лиц и мысленно сказал себе спасибо за маску, приготовленную мной заранее.
Савва поел в кругу сотоварищей и кинул потник с лошади под телегу, готовясь ко сну. Эко неудачно что-то складывается. Сейчас заляжет под телегу, как медведь в берлогу, и попробуй его подстрели. Но нет, мне неожиданно повезло. Как и каждый нормальный человек, Савва пошёл к роще облегчиться перед сном, и шёл почти ко мне.
Я взял в руки арбалет со взведённой тетивой, приложился. Савва подошёл к деревьям, остановился, почесал бороду, что-то крикнул обозникам и вошёл в рощу. Он стоял лицом ко мне и развязывал гашник.
Я прицелился и нажал на спуск. Коротко тенькнула тетива. Короткий арбалетный болт вошёл в грудь купца по самое оперение. Савва беззвучно завалился на спину. Я сунул арбалет в мешок и верёвку от мешка перебросил через плечо, натянул на лицо маску и по верёвке соскользнул вниз. Бегом, пригибаясь, я бросился к месту, где оставил коня. Вот и мой Сивка-Бурка. Отвязав повод, я взлетел в седло и пустил коня вскачь — только пыль из-под копыт полетела.
Отъехав с версту и никого не встретив, я снял и выбросил маску.
За два часа доехал до Пскова, и здесь — облом! Городские ворота закрыты. Как некстати! Ну и ладно, перебьёмся, может — оно и к лучшему.
Я пустил коня шагом и, объехав город с востока, выехал на новгородскую дорогу, где и заночевал на постоялом дворе. Никаких угрызений совести я не испытывал, собаке — собачья смерть! Спал я сном праведника, и утром аппетит был отменный.
Вскоре я миновал городские ворота с длинной вереницей крестьянских возов перед ними и постучал в ворота дома. Калитку открыл сам Илья. Увидев меня целого и здорового, облегчённо вздохнул.
— Ну как?
— Больше ничего писать не будет!
— Вот и славно.
Илья принял у меня коня, повёл в конюшню. Я прошёл в дом, сразу поднялся в свою комнату и засунул под лежанку арбалет с болтами. Если кто его и обнаружит, то это ещё не улика — во многих домах такие самострелы имеются.
Я снял с себя дорожную одежду, переоделся, спустившись вниз, прошёл на кухню и бросил снятую одежду в печь. Вроде всё проделал чисто. На душе было всё же мерзковато — я привык спасать людям жизнь, а не отбирать её, как убийца. Но в данном случае вопрос стоял ребром — или я успею убрать купца, или Савва настрочит новый донос на меня в Разбойный приказ. К моему счастью — не успел.
ГЛАВА IX
Прошло время, и ночью в комнату ко мне ворвалась встрёпанная Маша.
— Быстрее, кажется, Дарья рожает!
Сон как рукой сняло. Я надел порты, накинул рубашку с коротким рукавом, схватил сумку с инструментами и кубарем скатился по лестнице.
Дарья сидела в трапезной, держась руками за поясницу, и охала. По подмокшему подолу я понял, что воды уже отошли.
— Маша, грей воду и дай несколько полотенец.
Из своей комнаты вышел Илья.
— Сам роды принимать будешь, или за бабкой- повитухой съездить?
— Сам — сын-то мой, какая же бабка? Не доверю!
— Оно, может, и правильно, а я пойду к себе. Не отцовское это дело — смотреть, как дочь рожает.
Илья ушёл к себе в комнату.
Я уложил Дарью на стол, вымыл руки, обтёр их водкой. Осмотрел жену: раскрытие шейки — уже четыре пальца.