Я улёгся спать, положив рядом с постелью саблю и пистолет. Свечу на ночь не гасил.
Встал я с первыми петухами — ещё затемно, памятуя, что обозы выходят из города рано утром, лишь откроют городские ворота. Плотно поев, расплатился за постой. Мальчишка-прислуга вывел оседланного коня. Я привязал мешок к луке седла, легко поднялся на коня и поспешил к выезду.
У городских ворот уже стояла вереница саней. Возчики кутались в тулупы. В нескольких санях сидели купцы или бояре, прикрытые от мороза медвежьими шкурами.
— Эй, работные, куда путь держим?
— В Торжок.
— В мою сторону, однако и недалеко — за Тверью. Мне бы попутный обоз до Великих Лук.
Я подъехал в голову колонны, к старшему обоза.
— Доброго здоровьица!
— И тебе того же. Чего хотел?
— К обозу вашему прибиться до Торжка.
— Сколько вас?
— Один я, верхом.
— Так мы медленно едем — верхами ты вдвое скорее будешь.
— Спокойнее так.
— А, — понимающе улыбнулся старший. — Оружие есть ли?
Я показал на саблю.
— Это хорошо, лишним не будет. Меня Михаилом величать.
— Юрий, из Пскова.
— В хвосте обоза езжай, там на трёх санях селяне едут, окромя топоров — оружия никакого.
— Договорились.
Обоз выехал за ворота, тянулся по узким и кривым улицам предместья. С обеих сторон тянулись небогатые, а кое-где и совсем убогие избёнки работного люда.
Наконец, выехали в чистое поле, лошади на проторенном санном пути добавили хода.
Версты через две свернули на реку. Здесь ехать было лучше — лёд гладкий, присыпан снежком, подковы не скользили.
Ехали мы до первой остановки долго, да и остановились на полчаса, не более. Задали лошадям овса, сами погрызли промёрзших сухарей. И только поздно вечером въехали в ворота постоялого двора, заполнив всю обширную территорию.
Мальчишка-слуга отвёл мою лошадь в конюшню, я же с мешком денег прошёл внутрь — в тепло, снял небольшую, но отдельную комнату, попросив, чтобы ужин принесли туда. Поев, сразу улёгся спать — за день на морозе подмёрз, проголодался и устал. Если мы будем ехать такими темпами, до Торжка доберёмся только за неделю. Домой же хотелось попасть скорее — повидать сына и Дарью, отмыться в баньке, поесть домашних щец и пирогов.
Я немного ошибся — мы добрались за шесть дней. Обозным хорошо — они уже дома, а мне ещё предстоял путь в три раза больший.
Ещё два дня прошло в ожидании обоза. Ну не было обозов в нужном направлении хоть плачь. Когда и на третий день ситуация не изменилась, я плюнул на опасность путешествия в одиночку, хлестанул коня и помчался по дороге на Великие Луки. Дорога наезженная, заблудиться нельзя — гони коня да поглядывай по сторонам.
За три дня я добрался до Великих Лук, а с обозом добирался бы дней десять. Позволил передохнуть себе и коню денёк, обогреться в тепле. От мороза щёки мои покрылись чуть ли не струпьями. Барсучьим жиром надо было их смазать, да не припас заранее, не предусмотрел. Ничего, до Пскова уже всего-то три дня пути, выдюжу.
Утром я встал рано, плотно поел — когда-то ещё удастся покушать, взнуздал и вывел лошадь. Было ещё сумрачно, но солнце уже вставало, и окрасило золотистым цветом луковки церквей.
Городские ворота открыли, и я в числе первых выехал. Отдохнувший конь нёс легко, только монеты побрякивали в мешке.
Я проверил, легко ли выходит сабля из ножен. Предосторожность не лишняя: после тепла и сразу на мороз — прихватить наледью в ножнах может, не выхватишь быстро в нужный момент.
Я успел проскакать вёрст десять, когда вылетел из-за пригорка и сразу увидел их. Прямо на дороге стояли трое верховых. Нет, не разбойники — одеты справно, да и откуда у разбойников сытые лоснящиеся кони? Возникло нехорошее ощущение, что ждут именно меня. Откуда оно возникло — даже не могу сказать.
Я осадил коня, развернулся и пустил галопом в обратную дорогу. Лучше перестраховаться — против троих шансов немного.
На пригорке обернулся — верховые пустились за мной вдогон. Точно, по мою душу. Одно плохо — конь мой проскакал уже немало, а у них лошади отдохнувшие. И как назло, постоялых дворов вблизи не было. Обычно они стояли вёрст через пятнадцать — с расчётом дневного пути обоза.
Топот сзади нарастал. Я обернулся снова. Догоняют молча, без залихватских выкриков. Лица молодые, бородатые и злые.