Но для нас не столько важно это обычное домоисеево право, сколько само Моисеево законодательство, так как оно было тем законом, который разумел Христос, излагая Свое учение о неразрывности брачных уз. Вот этот закон: «Если кто возьмет жену и сделается ее мужем, и она не найдет благоволения в глазах его, потому что он находит в ней что-нибудь противное, и4 напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего, и она выйдет из дома его, пойдет и выйдет замуж за другого мужа; но и сей последний муж возненавидит ее и напишет ей разводное письмо, и даст ей в руки, и отпустит ее из дома своего, или умрет сей последний муж ее, взявший ее себе в жену: то не может первый ее муж, отпустивший ее, опять взять ее себе в жену после того, как она осквернена, ибо сие есть мерзость пред Господом...»5. Это постановление, как с очевидностью явствует из его буквального смысла, преследует одну цель — упорядочить обычное, действовавшее до Моисея, бракоразводное право, прибегая для достижения ее к двум средствам: к недозволению развода без выполнения определенной формальности, т. е. без написания и вручения разводного письма и высылки жены из дому мужа, и к воспрещению возобновления брака с разведенной женой, вышедшей замуж за другого, если она, вследствие нового развода со вторым мужем или смерти его, станет свободной. Этим и только этим ограничился Моисей при реформе бракоразводного права. Этим или прежде всего этим, потому что в нем и лежала вся слабая, вся печальная сторона свободного «отвержения» жен. Без оформления развода, без облечения его в письменную и точную форму и решительной высылки жены из дому не всегда возможно было даже отличить состоявшийся развод от временной вспышки супруга, формальное прекращение сожительства от удаления жены из супружеской квартиры вследствие ссоры с мужем — словом, простой уход или изгнание жены от действительного отпущения. С другой стороны, ничто не могло быть «большей мерзостью пред Господом», как многократные разводы и браки с одной и той же женщиной. Ничто не могло больше унижать институт брака, как такие разлучения и соединения, превращавшие и брак, и развод в дело несерьезное.
Возможно, что в этом последнем ограничении развода крылась еще и некоторая политическая цель — желание хоть несколько ограничить произвол мужа при разводе: отпуская первую жену, он должен был иметь в виду, что если вторая окажется хуже первой, то первой уже нельзя будет возвратить. Равно это запрещение могло благодетельно действовать и на разведенных жен, отнимая у них надежду на возвращение к первым мужьям и тем побуждая не подавать повода к разводу со вторыми мужьями.
Едва ли можно сомневаться, что и в первом формальном ограничении скрывалась та же политическая цель — по возможности умерить бракоразводный произвол: составление формального акта о разводе не могло обойтись, при нераспростра-ненности грамотности в тогдашнее время, без участия посторонних лиц в разводе, а такими лицами были священник или вообще левит6, могший примирительно подействовать на разводившихся супругов.
Только этими постановлениями, как мы уже указывали, и ограничился Моисей по вопросу о разводе, оставляя в полной силе как самый развод, так и причины его. Иначе и быть не могло: помышлять о большем ограничении развода у тогдашних евреев не мог ни один благоразумный законодатель. «Действительно, сердца тогдашних людей были так жестоки, понятия так грубы, страсти так необузданны, весь нравственный мир настолько несовершен<ен>, что в пользу их нужно было сделать некоторую уступку, чтобы не подать повода к сильнейшим преступлениям. Под влиянием ненависти к неугодной жене и в порыве страсти раздражения древние стали бы убивать своих жен или явно прелюбодействовать. Нравственная сила брачного союза, истинное достоинство женщин, единение мужа и жены по плоти и духу — всё это такие идеи, которые были непонятны ветхозаветному человечеству. Поэтому закон, применяясь к уровню нравственного и умственного состояния [человечества], не решился объявить супружество нерасторжимым»7. Что до причин расторжения, то они не указываются Моисеем, а о них только напоминается, как о факте общеизвестном, и притом в довольно неопределенном выражении: «...вследствие какого-либо порока или срамного дела», — как выражается славянский перевод Библии8.
4
Так читают текст И. Г. Михаелис, М. Мендельсон и др., т. е. соединяют обе половины союзом и; напротив, по Вульгате, Лютеру и др., вторая половина начинается словом — то. См.: Mayer S. Die Rechte der Israeliten, Athener und Romer, mit Riicksicht auf die neuen Gesetzgebungen fur Juristen, Staatsmanner, Theologen, Philologen, Philosophen und Geschichtsforscher in Parallelen dar-gesteilt: Ein Beitrag zu einem Systeme und zu einer Geschichte des Universalrechts: [In 3 Bd.] / Von Dr. Samuel Mayer. Leipzig: Baumgartner, 1866. Bd. 2: Das Privatrecht. S. 370.
7
Надеждин А. Н. Права и значение женщины в христианстве / [Соч.] А. Надеждина. СПб.: Тип. журн. «Странник», 1873. С. 175.
8
В еврейском тексте эти причины описываются словами «ervath dabar», которые переводятся весьма различно. Сирийский перевод: «deprehenderit in еа rem turpem»; аравийский: «invenerit adversus earn rem turpem»; парафраз халдейский: «invenit in ea aliquid foeditatis»; текст еврейско-самаритянский: «deprehendit in earn rem turpem»; Вульгата: «propter aliquam foeditatem». Cm.: Лопухин А. П. Законодательство Моисея: Исследование о семейных соц.-экон. и гос. законах Моисея, с прилож. трактата: Суд над Иисусом Христом, рассматриваемый с юридической точки зрения / Соч. А. П. Лопухина. СПб.: Тип. Ф. Г. Елеонского и К°, 1882. С. 88.