Наиболее древним памятником светского законодательства, содержащим в себе постановления о мерах против сводни-честв, остававшимся в силе до конца XVIII в., является Уложение царя Алексея Михайловича 1649 г. «А будет кто мужеского полу или женского, — гласит статья 25 главы XXII Уложения, — забыв страх Божий и христианский закон, учнут делати свады женками и девками на блудное дело, а сыщется про то допряма: и им за такое беззаконное и скверное дело учинити жестокое наказание — бити кнутом».
Законодательство Петра I и его преемников в постановления XVII в. по рассматриваемому вопросу не внесло ничего нового. В пунктах, данных 25 мая 1718 г. санкт-петербургскому генерал-полицеймейстеру, одной из задач его должности признается искоренение «всех подозрительных домов, а именно: шинков, зерни, картежной игры и других похабств». То же правило повторяется в 1722 г. в инструкциях, данных московскому обер-полицеймейстеру Грекову и Московской полицей-мейстерской канцелярии, и в более пространной редакции в вышедшем в 1728 г. наказе губернаторам и воеводам. Последним предписывается строжайше проверять все доносы о «подозрительных домах», и буде произведенным расследованием •правильность доноса подтвердится, содержателей домов «наказывать, как указы повелевают, во всем неотменно, дабы все таковые мерзости, отчего всякое зло происходит, были испро-вергнуты».
Что касается форм, в которые вылилось профессиональное сводничество в России в XVIII в., то их, по-видимому, было две: с одной стороны, в роли торговцев «живым товаром» выступали содержатели постоялых дворов, трактиров и бильярдов, державшие у себя женщин и предлагавшие их посетителям. Заведения этого типа имели много общего с современными публичными домами. Наряду с ними практиковали сводни, не имевшие возможности развить до таких крупных размеров свой промысел, дававшие у себя только пристанище «непотребным женам и девкам» и помогавшие им отыскивать лиц, желавших иметь с ними сношения; этого рода сводничеством занимались преимущественно женщины. Сенатский указ 6 мая 1736 г. констатирует факт значительного распространения разврата в трактирных домах и предписывает Правительствующему Сенату «всем вольнодомцам и трактирщикам, и где бильярды содержатся, объявить хозяевам с подпискою, чтоб впредь непотребных жен и девок держать не держали под жестоким страхом и наказанием».
Точка зрения законодателя XVIII в., считавшего необходимым бороться со сводничеством, видевшего в сводничестве нарушение христианского закона, вполне отвечала воззрениям современного общества. Доказательством этого может служить, между прочим, проект Уголовного уложения, составленный комиссией, учрежденной для кодификации права императрицей Елизаветой Петровной, в окончательной редакции которого принимали участие, как известна, депутаты сословий. В основание постановлений о сводничестве комиссией была положена цитированная уже статья 25 главы XXII Уложения 1649 года: «А кто мужеского или женского пола, — читаем в первой редакции проекта, — дерзнет делать своды женками или девками на блудное дело, и таким сводникам и сводницам, по изобличении, чинить наказание — сечь плетьми, а сверх того, женск пол, когда вторично в том поймана и изобличена будет, ссылать на прядильные дворы». В позднейшей редакции — весьма возможно, что по настоянию депутатов — наказание плетьми заменяется для сводников более строгой карой — наказанием кнутом, причем с виновных предписывается брать «подписку с крепким подтверждением, чтобы они того впредь чинить не дерзали»; сводницам, пойманным и изобличенным вторично, грозили сечение кнутом и ссылка на казенную работу в Сибирь.
До императрицы Екатерины II все принимавшиеся правительством меры против проституции были проникнуты одной мыслью — охранить и исправить общественную нравственность, искоренить деяния, противные христианскому закону. В царствование этой императрицы правительству пришлось столкнуться с вопросом о борьбе с проституцией с другой стороны: неожиданно открылась картина порождаемых проституцией венерических болезней, и явилась настоятельная необходимость изыскать средства для борьбы с этим новым грозным врагом. Первые шаги в этом направлении делает сенатский указ 20 мая 1763 г., поводом к изданию которого послужило обнаружение в с.-петербургском генеральном госпитале при посещении его воинским начальством среди 671 человек больных более двух третей, одержимых «франц-венериею», причем из объяснений госпитального старшего доктора и главного лекаря выяснилось, что болезнь эту воинские чины получают «не от чего иного, как от непотребных женщин». Донося об этом в Сенат, генерал-прокурор Ф. И. Глебов, бывший одновременно и генерал-кригс-комиссаром, высказал мнение, что «в прекращение того непотребства, дабы более таковая прилипчивая болезнь размножиться не могла, надлежит ко всем воинским командирам послать указы с тем, когда кто из воинских чинов в той болезни найдутся, таковых допрашивать, от кого ту получили, и по показаниям их тех женщин велеть сыскивать и по приводе осматривать, и если найдутся, кои тою болезнью одержимы, таковых чрез нарочно определенного лекаря пользовать, употребляя на пищу и на медикаменты деньги из штатских доходов, и по вылечении всех в том непотребстве отличившихся женщин, кои вдовы, солдатские жены и их дочери, для поселения отсылать в Нерчинск или в какое другое место, а солдатских жен отдавать мужьям с расписками и с подтверждением, чтоб они их содержали и до непотребства не допускали, а помещичьих и прочих — их владельцам, принимая от тех деньги, сколько на пищу и на медикаменты употреблено. А если они взять не пожелают, таковых отправлять же на поселение». Согласившись в общем с мнением Глебова, Сенат внес в него, однако, одну весьма существенную оговорку, а именно — постановил не всех «в непотребстве обличающихся женщин осматривать и по излечении отсылать на поселение», а только таких, «кои подлые и бродящие и точно по разведыванию найдутся в том непотребстве подозрительными, наикрепчайше наблюдая притом, дабы другие напрасно не были тем оклеветаны».