Этот проект, несомненно, шел слишком далеко и потому даже в то время, при всей симпатии к публичным домам высших медицинских сфер, признан был несоответствующим своей цели. Ему было поставлено в вину, что в нем: «1) Ремесло публичных женщин удостаивается особенного покровительства властей, тогда как оно едва только может быть терпимым.
2) Свидетельствование женщин знающими врачами предполагается производить слишком редко; в течение одного месяца женщина, заразившись, может сообщить заразу большому числу людей. 3) Свидетельствование женщин содержательницами ненадежно, потому что от последних нельзя требовать нужных для распознавания сифилитических болезней сведений, равно потому, что удаление публичной женщины от промысла слишком противоречит выгодам содержательниц. Допускать содержательниц к слушанию лекций о диагностике сифил<ити>ческих болезней — вещь несбыточная. 4) Дозволение женщинам лечиться вне больниц открывает путь к распространению заразы: можно смело ручаться, что зараженные, если бы и стали лечиться, то в то же время будут продолжать свой промысел. 5) Всё дело возложено преимущественно на полицию, от которой нельзя ожидать необходимой строгости и точности, потому что, не говоря о других причинах, она не понимает важности этих мер; и 6) Тариф сношений публичных женщин с их посетителями ни с чем не сообразен, так же как и наставление о награждении содержательниц и пр.».
В двухлетний период с 1843 по 1845 г. врачебный полицейский надзор за проституцией был введен в значительном числе местностей. Юридическим основанием его служили, кроме упоминавшегося ранее высочайшего соизволения на учреждение врачебно-полицейского комитета в С.-Петербурге, высочайше утвержденные 4 июля 1844 г. и 18 декабря 1845 г. «Положения» Комитета министров о распространении той же меры в Москву и Вильну. Вводя врачебно-полицейский надзор за публичными женщинами, Комитет министров старался, однако, подчеркнуть, что мера эта вызывается исключительно интересами народного здравия и никоим образом не должна быть понимаема как возведение занятия развратом в степень дозволенного промысла. Поэтому, когда министр внутренних дел в представлении об учреждении врачебно-полицейского комитета в Москве возбудил вопрос об установлении сбора с публичных женщин, Комитет министров решительно воспротивился этому, мотивировав свое несогласие с предположениями графа Перовского тем, что «учреждение какого бы то ни было сбора с публичных женщин не согласовалось бы с духом наших узаконений, ибо сие могло бы показаться как бы дозволением со стороны правительства промышлять непотребством, тогда как по законам оно строго воспрещено и преследуется».
В 1844 г. Комитет министров еще имел право сказать, что непотребство преследуется по закону, хотя после утверждения министром внутренних дел «Правил для публичных женщин и содержательниц борделей» слова о том, что оно у нас «строго воспрещено», звучали уже несколько странно. В следующем году высочайше утвержденным мнением Государственного Совета (19 июля 1845 г.) министру внутренних дел было предоставлено сделать распоряжение о том, «чтобы*местные полиции, несмотря на изданное уголовное уложение, продолжали в отношении женщин, промышляющих развратом, руководствоваться особыми правилами, принимаемыми с высочайшего соизволения к ограничению распространения в народе любострастной болезни, а в тех случаях, когда подобного рода дела поступят к судебному разбирательству и должны будут получить разрешение на основании вошедших в Уложение узаконений, — сноситься с министром юстиции об уменьшении постановленных в судебных приговорах по таким делам наказаний».
Это была, конечно, полумера, и она не могла удовлетворить министра внутренних дел. Граф Перовский совершенно последовательно доказывал, что «наказания за промысел развратом, даже смягченные, явно противоречат духу терпимости, в котором учрежден надзор по этой части», и в декабре 1847 г. сделал попытку склонить на свою сторону верховную власть. Предложение графа Перовского об отмене взысканий за непотребство не удостоилось, однако, высочайшего одобрения. Император Николай Павлович пожелал иметь по этому делу доклад за общим подписанием министров внутренних дел и юстиции.
В марте 1848 г. графом Перовским и министром юстиции графом Паниным было всеподданнейше представлено на высочайшее благовоззрение, что, по соглашении своих мнений по сему предмету, они полагали бы возможным:
«1. Публичных женщин и содержательниц их освобождать от налагаемых на них по судебным приговорам, собственно за непотребство, наказаний и денежных взысканий на основании 1282 и 1287 статей Уложения с тем, однако, чтоб снисхождение это было распространяемо единственно на тех женщин, кои состоят под врачебно-полицейским надзором и которые не изобличаются ни в каком другом преступлении или проступке, кроме непотребства; в противных же сему случаях постановления Уложения о наказаниях должны сохранять полную силу и действие.