— А то! Делать с нами фрикции — это наказание.
— А кто тогда наказал Сюра? — удивилась Маша. — Он же главный.
— В этом надо разобраться.
— И как мы разберемся?
— Спросим у самого Сюра. За что он себя наказал делать фрикции с тобой и со мной. Но я предполагаю с точностью до семидесяти и семи десятых процента, без тысячных, что Сюр относится к нам как к живым. Об этом сказал Гумар. Остальные члены экипажа считают нас пылесосами. Тебе не обидно?
— Э-э-э… — Маша на долю секунды задумалась. — Пока не чувствую обиды. Мне все равно.
— Это и хорошо, и плохо, — рассудила Алла и ввела Машу в тупик.
— Как это?
— Хорошо, потому что ты можешь держать свои эмоции в кулаке. — Маша при этих словах сжала и разжала ладонь.
— У меня там ничего. Нет никаких эмоций, — ответила она.
— Это, как говорит Сюр, образивное выражение.
— Образное, дура.
— Вот ты меня постоянно оскорбляешь, а я на тебя не обижаюсь. Знаешь почему?
— Ты эмоции держишь в кулаке. Покажи?
— Вот дурочка это ты. Дурочка с переулочка?..
— Я не из переулка, я из фабрики. И я не дура. Сюр сказал, что я умница.
— Ты ищешь овещественные показатели мысли. А их просто нет. Мысли нематериальны. Их нельзя зажать и спрятать в кулаке. Маша, ты мало читаешь. Тебе надо заняться своим самообразивием.
— Ну во-первых, овеществленные, во-вторых, не самообразивием, а самообразованием, в-третьих, мне не давал команды Сюр…
— Маша, мы должны поступать как люди. Они учатся, и мы тоже будем учиться… Но я продолжу. А плохо то, что мы не испытываем чувств, как люди. Нам все равно, кто будет делать с нами фрикции. А Руди не все равно, она хочет только Гумара. Давай вносить поправки в программу поведения. Нам не все равно, кто будет делать с нами фрикции. Мы хотим лишь Сюра. Сделала?
— Сделала.
— Теперь надо помочь Сюру помирить Гумара и Руди.
— И как?
— Ты, Маша, более опытная. Больше жила на свете. Тебе и говорить с Гумаром.
— Хорошо, я с ним поговорю. А когда надо?
— Прямо сейчас. Но ты должна выбрать чью-то сторону. Руди или Гумара.
Маша зависла. Алла, увидев этот момент, ей помогла:
— Кто тебе ближе? Кто более важен для тебя?
— Руди. Я с ней сражалась на корабле против налетчиков. Она хорошо себя показала и не лезла в постель к нам.
— А Гумар лез?
— Нет. Он это… брезговал.
— Вот. Он плохой. А Руди хорошая. Иди к Гумару и поговори с ним.
Гумар склонился над стендом, на котором были разложены нейросети, вытащенные из тел погибших членов экипажей кораблей ВКС Республики Новая Церсея и кораблей корпорации «Ирбис прайм». Он внимательно изучал показания приборов. Снятая с нейросетей информация могла бы пролить много света на прошлое. А эта информация дорого стоила. Кроме того, стоили немалых денег и продвинутые нейросети инженеров, техников и других востребованных в космосе специальностей. И несмотря на то что они могли показаться устаревшими, ими до сих пор пользовались на гражданке.
Маша вошла в тот момент, когда Гумар разблокировал сети и снял со всех нейросетей коды доступа.
Дверь хлопнула, и Гумар поднял голову. Посмотрел удивленно на Машу. Андроид всегда избегала встреч с ним, тем более никогда к нему не приходила сама.
— Маша, тебе чего? Сюр послал?
— Нет, Гумар, мы сами решили к тебе прийти.
— «Мы» — это кто?
— Это я и Алла. Но она осталась за дверью с той стороны. — Маша показала рукой себе за спину. — Разговаривать буду я.
— Очень интересно… — Гумар распрямился, сложил руки на груди и уставился на андроида. — Вы уже сами решаете. Очень интересно, — повторил он. — Ну говори, зачем пришла?
— Я пришла поговорить с тобой насчет Руди. Руди переживает и хочет уйти с корабля… Из-за тебя.
— Из-за меня? — удивился Гумар и нахмурился. — Вы откуда про это знаете?
— Мы слышали разговор Руди и Сюра.
— А-а-а-а! — зло скривился Гумар. — Так все-таки тебя прислал Сюр?
— Нет, он не знает, что я здесь. Я хочу помочь Руди. Она хорошая, ты плохой.
— Вот как? А почему это я плохой? А она хорошая?
— Ты плохой, потому что ты брезгуешь с нами, андроидами, делать фрикции. А Руди хорошая, потому что не лезла к нам с Сюром в постель и она вместе со мной сражалась на корабле.
— Вот такие, значит, ты сделала выводы относительно того, кто хороший, а кто плохой. Ну, я тебя услышал, и ты можешь идти. Мне работать надо.
— Я не уйду.
— Как это? А я приказываю.
— Тогда уйду. — И Маша развернулась, чтобы уйти, но остановилась и повернулась к Гумару вновь.