Наконец, существует важное свидетельство И. В. Сабанеева, который 28 февраля 1822 года информировал П. Д. Киселева, что «Союз в 16-й дивизии называется «Союзом благоденствия» 3.
Л. Н. Оганян, справедливо замечая, что кишиневская управа не принадлежала Южному обществу, предлагает именовать ее «Обществом белой книги» (основываясь на существовании «Белой книги» - сборника приказов и сочинений М. Ф. Орлова) 4. Это предложение, однако, вряд ли приемлемо: именно традиционное, «старое» наименование «Союз благоденствия» подчеркивало особое место кишиневских декабристов среди других тайных обществ, Северного, Южного, резче отделяющих себя от прошлого уже самими наименованиями.
Все эти соображения представляются важными и для истории декабризма вообще, и для оценки декабристского окружения Пушкина, и, наконец, для характеристики одного из современников поэта, автора ценных записок.
Во всяком случае, в 1822 году Липранди был в открытом конфликте с правительством. Этот конфликт приводит к временной отставке Ивана Липранди (обстоятельства ее не совсем ясны). Он собирается в Грецию или
1 ЦГАОР, ф. 48 (дело А. Н. и Н. Н. Раевских). № 177, л. 4. См. об этом соображения М. К. Азадовского (ЛН, т. 60, кн. 1, с. 60) и Ю. Г. Оксмана (там же, с. 130-131), а также: Л. Н. Оганян. Общественное движение в Бессарабии в первой четверти XIX века, ч. I. Кишинев, 1974, с. 187.
2 Как понимать пестелевский «первый «Союз благоденствия»? Что это - случайная оговорка, или новый союз, намечавшийся после московского съезда (название его не сохранилось), как раз и был «вторым «Союзом благоденствия»?
3 И. Ф. Иовва. Декабристы в Молдавии, с. 63.
4 Л. Н. Оганян. Общественное движение в Бессарабии в первой четверти XIX века, ч. I, с. 187.
28
еще дальше - в Южную Америку, к Боливару - сражаться на стороне восставших, в духе лорда Байрона; настроения, мысли, чувства Липранди, как и прежде, созвучны переживаниям Пушкина, который не ладит с Воронцовым, подвергается новой опале и переводится в Михайловское.
5 апреля 1824 года одесский чиновник Михаил Иванович Лекс сообщал своему приятелю И. П. Липранди о невозможности выдать ему заграничный паспорт. Если Франция 1814 года была апогеем успехов Ивана Петровича, то теперь как будто - перигей…
Вскоре Пушкин навсегда расстается с Иваном Липранди; когда грянет 14 декабря - один уже в Михайловском, другой еще в Кишиневе.
Однако и полтора века спустя исследователей пушкинской биографии продолжает чрезвычайно занимать Липранди 1820-х годов, как автор дневника, из которого в 1860-х выйдут его знаменитые воспоминания.
Большая переплетенная рукопись записок И. П. Липранди хранится теперь в Отделе рукописей Института русской литературы (Пушкинском доме).
Записки эти появились почти через полвека после первой встречи Липранди с Пушкиным, в журнале «Русский архив» 1866 года, и появились, можно сказать, случайно. Издатель журнала Петр Иванович Бартенев, один из лучших знатоков и собирателей пушкинского наследства, вспомнил о семидесятишестилетнем отставном генерале Липранди и послал ему свою статью «Пушкин в Южной России». Статью эту Бартенев составил по крупицам из документов, отдельных рассказов и воспоминаний нескольких спутников пушкинской молодости.
Липранди отозвался и написал громадный комментарий к бартеневской статье. С истинно военной точностью он поправлял, иногда опровергал, часто значительно расширял и дополнял сведения Бартенева. Он все помнил - и серьезное, и мелочи:
что познакомился с Пушкиным 22 сентября 1820 года, а 23-го обедал с ним у М. Ф. Орлова;
что чиновник Эйхфельдт наливал в чайник рому и позже погиб, соревнуясь в количестве выпитого;
что знаменитая куртизанка Калипсо Полихрони не могла напеть Пушкину «Черной шали» (как утверждал Бартенев), ибо приехала в Кишинев в середине 1821 года, а «Черная шаль» была сочинена в октябре 1820 года;
что Пушкин надолго брал из библиотеки Липранди - сначала Овидия, затем Валерия Флакка, Страбона и Мальтебрюна;
что Пушкин обучил бранным словам не сороку (Бартенев), а попугая, принадлежавшего генералу Инзову;
что из поездки в Аккерман и Измаил Липранди и Пушкин вернулись 23 декабря 1821 года в 9 часов вечера, а в Измаиле перед сном выпили графин систовского вина, но Пушкин, проснувшись рано, сидел неодетый, «окруженный лоскутками бумаги», и «держал в руке перо, которым как бы бил такт, читая что-то».