Многое в обширной работе Липранди относилось к поэту весьма отдаленно; кое-что явно замалчивалось, обходилось (сказывалось изменение взглядов Липранди с 1820 по 1860-е годы); однако, анализируя эти записки, исследователи находили и находят там бесценные сведения о «трудах и днях» поэта, о его кишиневских друзьях и врагах, о юных шалостях и зрелых размышлениях; «…его Пушкин, - справедливо пишет В. Вацуро, - человек углубленных исторических, этнографических интересов, - даже более чем поэт. Липранди мало говорит о его стихах, - зато упоминает о не дошедших до нас записях молдавских преданий и занятиях историей, политикой, географией края…» 1
Сам Липранди не скрывал, откуда он все помнит: «Заметки эти взяты из моего дневника и в некоторых местах дополнены из памяти» 2.
Если бы Бартенев не догадался послать свою статью Липранди или сделал бы это слишком поздно, мы, возможно, никогда не узнали бы о столь важных, позже часто перепечатывавшихся воспоминаниях, «мемуарах № 1», о кишиневском периоде жизни Пушкина.
Прошло семьдесят лет, и М. А. Цявловский обнаружил у потомков Бартенева корректурные листы драгоценных записок Липранди. В листах содержалось несколько эпизодов, которые в «Русский архив» не попали:
1 «Пушкин в воспоминаниях…», с. 13.
2 «Русский архив», 1866, стлб. 1213; «Пушкин в воспоминаниях…», с. 285.
30
очевидно, сам Бартенев не пропустил их дальше корректуры, найдя «неприличными» и опасаясь цензуры.
Один из таких эпизодов стал особенно знаменит: Пушкин, Липранди и другие 11 марта 1821 года обедают у генерала Д. Н. Бологовского - одного из участников удушения Павла I, каковое состоялось ровно за двадцать лет до того обеда, то есть 11 марта 1801 года. «Вдруг, никак неожиданно, Пушкин, сидевший за столом возле Н. С. Алексеева, приподнявшись несколько, произнес: «Дмитрий Николаевич! Ваше здоровье». - «Это за что?» - спросил генерал. «Сегодня 11 марта», - отвечал полуосоловевший Пушкин.
Вдруг никому не пришло в голову, но генерал вспыхнул» 1.
Кроме этих фрагментов, в рукописи, присланной Липранди в «Русский архив», оказались еще строки, не вошедшие ни в корректуру, ни в печатный текст. Из них Л. Б. Модзалевский успел только извлечь для полного академического собрания Пушкина сведения, относящиеся к нескольким озорным стихотворениям, которые в печатном тексте записок Липранди были помещены с пропусками 2. Но и это еще не все: в целом записки Липранди и сопутствующие им материалы состоят как бы из пяти слоев: 1) статья П. Бартенева «Пушкин в Южной России» 3, 2) комментарии-записки Липранди, вызванные этой статьей и напечатанные (не совсем полно) в «Русском архиве» 4, 3) дополнения к этим запискам, найденные М. Цявловским в корректуре «Русского архива» 5, подлинная рукопись Липранди 6, 5) пометы на этой рукописи, сделанные не рукой Липранди…
Получив его записки, Бартенев, выражаясь современным языком, отдал их на рецензию Владимиру Петровичу Горчакову, общему кишиневскому приятелю Пушкина и
1 «Пушкин в воспоминаниях…» с. 300.
2 «Бранись, ворчи, болван болванов…», «Накажи святой угодник…» (см.: т. II, с. 239, 258, 739, 1111, 1115).
3 «Русский архив», 1866, стлб. 1089-1214.
4 «Русский архив», 1866, стлб. 1231-1283; 1393-1491.
5 «Из пушкинианы П. И. Бартенева». Публикация и комментарии М. Цявловского. - «Летописи Государственного Литературного музея», кн. 1, «Пушкин». М., 1936, с. 548-588.
6 Напомним, что она хранится в Отделе рукописей Пушкинского дома (ПД, ф. 244, оп. 17, № 122).
31
Липранди, офицеру и немного поэту. Выбор «рецензента» оказался очень удачным: во-первых, взгляды Горчакова не так переменились за сорок лет, как у Липранди; во-вторых, Владимир Петрович успел к этому времени уже составить свои воспоминания о Пушкине, также основанные на кишиневском дневнике (позже исчезнувшем, как и дневник Липранди) 1. Горчаков испещрил поля липрандиевской рукописи замечаниями (составившими в сумме нечто вроде небольшой статьи). О них речь впереди.
Пока же представим несколько отрывков из воспоминаний Липранди, прежде не публиковавшихся или печатавшихся неполно.
Понятно, здесь мы найдем строки, отосящиеся к конфликту Пушкина с Воронцовым. Вот что писал Липранди о пушкинских стихах на Воронцова: «Я не мог отыскать их у себя: вероятно, кому-нибудь были отданы и не возвращены. Полагаю, что они есть у В. П. Горчакова. Сколько помню, в них находились следующие выражения: «Полу-милорд, полу-герой, полу-купец, полу-подлец, и есть надежда, что будет полным наконец». Кажется, было еще что-то, не помню, как все это было расположено, но помню положительно, что начиналось: «полу-милорд» и оканчивалось: «и будет полным наконец». Пушкин заверял меня, что стихи эти написаны не были…» 2 Подразумевается, по-видимому, что эпиграмма (или как ее еще именовали - подпись к портрету Воронцова) - не существовала в виде пушкинского автографа, но была произнесена вслух и записана друзьями «со слов» 3.