Пою не по наследству лиры,
Но муз, без спроса их, любя, —
а в виде вступления или предисловия привёл стихи свои:
Зачем писал я? Это знает
Мой демон. По словам Платона,
У каждого из нас есть свой:
Кто любит женщин; кто охотник
За картами губить свой век.
Мне милы гордые Камены
И сладок лир волшебный звук.
Автобиографических черт в стихотворениях Долгорукова мало, хотя есть кое-какие воспоминания об отце, о детстве; о Пушкине Долгоруков не обмолвился в своих стихах нигде ни словом; а между тем он был с ним знаком довольно близко, по крайней мере поэт однажды вспомнил о нём в письме к С. И. Тургеневу, константинопольскому сослуживцу Долгорукова, — от 21 августа 1821 г., из Кишинёва: здесь Пушкин тогда встречался со старшим братом Долгорукова, князем Павлом Ивановичем Долгоруковым, служившим в 1821—1822 гг. в Кишинёве[34] членом Попечительного комитета о колонистах Южного края России, председателем которого и в то же время главным попечителем был известный И. Н. Инзов[35].
Из других членов «лампы» мы узнаем нечто новое об А. А. Токареве[36], — деятельном члене «Союза благоденствия», умершем в 1821 г., — а именно, знакомимся с двумя его стихотворениями: шутливою похвальною одою табаку и «Сонетом на тленность земных вещей»; обе пьесы — сатирического содержания и свидетельствуют о том, что автор недурно владел стихом (его сонет написан вполне правильно) и был человеком, не лишённым остроумия. Вот эти стихотворения:
I
Тебе хвала и честь и ревностно куренье:
Тебе я приношу сие стихотворенье,
О сладкий аромат, о благовонный злак,
От скуки верный щит, возлюбленный табак!
Расти и процветай; плодись и умножайся;
Крошися в картузы; в сигары завивайся,
Во трубках без числа как Вестин огнь пылай
И облаком густым до потолка взлетай.
Желает славы сей, достойно заслуженной,
Тебе любитель твой, тобою восхищенной.
И в самом деле: что невинней может быть,
Приятнее для нас забавы сей — курить?
Любовь, сокровища, вино и жажда славы
Давали тысяче рождение бедам,
Ввергали в горести и развращали нравы, —
Табак же никогда не делал зла людям.
Что, если б смертные от скуки и печали
Не к картам, не к вину, но к трубкам прибегали, —
От скольких ссор и слёз, от скольких лютых бед
Премудрым средством сим избавлен был бы свет!
Антитабашницы, несправедливо злые,
О слабые носы, о головы больные!
Умолкните же вы, не смейте порицать
Ту вещь, которую мир должен уважать.
Расти ж, цвети, табак, плодись и умножайся,
Крошися в картузы, в сигары завивайся,
Во трубках без числа как Вестин огнь пылай
И дымным облаком до потолка взлетай!
вернуться
Русский архив. 1914. № 4. С. 479; № 6—7. С. 211.
вернуться
Месяцеслов на 1822 г. Ч. I. С. 329; с ним, вероятно, Пушкин посылал однажды, 4 сентября 1822 г., письмо к брату из Кишинёва в Петербург (Пушкин А. С. Письма / Под ред. Б. Л. Модзалевского. Л., 1926. T. 1. С. 35); о нём см.: Власьев Г. А. Потомство Рюрика. СПб., 1907. T. 1. Ч. 3. С. 144—145; Вигель Ф. Ф. Записки. М., 1893. Ч. 7. Третий брат — кн. Александр Иванович Долгоруков — тоже был поэтом; его стихи изданы в Москве в 1840 г.
вернуться
См.: Алфавит декабристов / Под ред. Б. Л. Модзалевского и А. А. Сиверса. Л., 1925. С. 185, 420.