Литература сознательно обесценивает жизнь героев, уподобляя любовь единственной ценности, в сравнении с которой жизнь кажется пустой и ничтожной. Писатели в доказательство этой идеи мобилизуют самые сильные казуистические аргументы. Здесь, как, к примеру, у А. Мюссе, и диалог с самим собой, и упоминание Господа, и побуждение быть мудрым. «Мой бедный друг, – чистосердечно сказал я себе, – мне хочется дать тебе совет: пожалуй, ты должен умереть. Сейчас ты добр. Воспользуйся этой минутой, чтобы никогда больше не сделаться злым. Пока женщина, которую ты любишь, умирает здесь, на этой постели, пока ты чувствуешь отвращение к самому себе, положи руку на ее сердце – оно еще бьется, и этого довольно. Закрой глаза и не открывай их больше, пусть тебя не будет на ее погребении, – так ты избавишь себя от опасности на другой же день забыть свое горе. Ударь себя кинжалом, пока в твоей душе еще живет любовь к богу, давшему тебе эту душу. Что останавливает тебя – твоя молодость? И о чем ты жалеешь – о том, что волосы твои не успели поседеть? Пусть же они никогда не станут седыми, если не поседели этой ночью».
Романтизм награждает смерть эффектным эротическим содержанием. Затем эта традиция перейдет по наследству модернистским направлениям культуры ХХ века. И юноша настойчиво примется искать смерть рядом с эротикой, а любовь станет воспринимать как прелюдию к небытию.
Литература: «Парень, поверь, умирать не больно…»
Юношам умирать не больно. Эгоизм – прекрасное оправдание и орудие сведения счетов с жизнью. Впрочем, он хорош и в качестве средства мстительного преодоления мыслей о смерти. Вспомним исповедь героя А. Мюссе: «И вдруг ужасная мысль мелькнула в моем уме – я вздрогнул. Как! – сказал я себе. – Оставить все это другому! Умереть, быть зарытым в землю, в то время как эта белая грудь будет свободно дышать под небесным сводом? Боже праведный! Рука другого будет ласкать эту тонкую прозрачную кожу, губы другого прильнут к этим губам! Другая любовь завладеет этим сердцем! Другой будет здесь, у этого изголовья! Бригитта будет жить, она будет счастлива и любима, а я буду лежать в углу кладбища и гнить в глубине черной ямы!»
Проникновенный пассаж Мюссе преследует, можно сказать, гуманную цель. Писатель настолько пугается литературных призывов к смерти, что торопится перевести вектор размышлений героя в жизнетворческое русло. И какими бы эгоистическими ни были средства, цель, безусловно, благая: сохранить юноше жизнь, расширить диапазон его мировмешательства. Совет Мюссе, следует отметить, радикальный по рецептуре, исполнен самого сердечного отеческого попечения. К писателю следует прислушаться каждому, кто чувствует себя одиноким и даже не догадывается, что жизнь обязательно посрамит минутную юношескую слабость.
Литература не озаботилась
Литература не озаботилась подсказать юноше, какими должны быть друзья и учителя.
Молодому герою необходим друг или наставник. На роль доброго и понимающего старшего товарища родители, как правило, не годятся. Самое скромное собеседование с отцом нередко заканчивается, как в чеховском рассказе «Тяжелые люди», семейной сварой. Рассорившись с близкими, юный герой тотчас начинает мечтать о том, чтобы бросить опостылевший дом, пойти далеко-далеко, обязательно без шапки, «в рваных сапогах и без копейки денег», чтобы на сотой версте его догнал «встрепанный и испуганный отец» и начал просить вернуться или принять деньги. Тщетны родительские мольбы, нет, юноша-фантазер «даже не взглянет на него, а все будет идти, идти», и где-нибудь, «обессиленный и умирающий от голода, свалится и умрет. Его труп найдут и во всех газетах появится известие, что там-то студент такой-то умер от голода…».
Все юноши – мечтатели. Фантазийные образы часто делаются единственным способом преодоления душевных мучений и становятся той духовной практикой, которая с причудливостью гротеска противостоит реальности. И начинают мерещиться юноше видения – одно слаще другого: здесь и дорожные приключения, и разбойники, а «то еще лучше, попадет он в большой помещичий дом, где узнав, кто он, поят и кормят его, играют ему на рояли, слушают его жалобы, и в него влюбляется хозяйская дочь-красавица».
Нередко одинокому юноше литература с готовностью предоставляет самые сомнительные варианты избавления от сиротливого одиночества. Пушкин сводит Ленского с Онегиным, в качестве наставника Растиньяку Бальзак подбирает Вотрена. Печальный итог отношений пушкинских героев мало удовлетворяет юношу-читателя. Он предпочитает более сильные страсти, даже если о них повествует профессиональный преступник. Никакие поэтические образы и цветистые метафоры не сравнятся с лекцией об истинной дружбе, которую Вотрен читает своему подопечному: «У меня страсть жертвовать собой другому человеку. Я глубоко заглянул в жизнь и признаю только одно подлинное чувство: взаимную дружбу двух мужчин. Много ли найдете вы людей такой закалки, чтобы они, когда товарищ скажет: „Идем, зароем труп!“ – пошли, не проронив ни звука, без надоедливой морали? Я делал это».