Но многие родственные линии, которые смогли проявиться лишь графически в полном родословии, не были ведомы поэту. Не знал Александр Сергеевич, что в жилах его течет кровь Юрия Долгорукого и Александра Невского. Не ведал, что состоит в дальнем кровном родстве с прославленными полководцами — бесстрашным князем Дмитрием Пожарским и не знавшим поражений генерал-фельдмаршалом Михаилом Кутузовым. Открылся и такой знаменательный факт: оба полководца — Дмитрий Пожарский и ровно через двести лет повторивший его подвиг Михаил Кутузов — связаны родственными узами. Их матери, Ефросинья Федоровна и Анна Ивановна, принадлежали к одной фамилии — Беклемишевых.
Предок поэта стольник Петр Петрович Пушкин, живший в XVII столетии, имел двух сыновей, один из которых стал прадедом поэта по холмской линии, другой же — прапрадедом — по ржевской. В связи с подобными перемещениями колен линий Холмских и Ржевских мать А. С. Пушкина Надежда Осиповна приходится мужу — троюродной племянницей.
Наталия Николаевна, жена поэта, состояла в дальнем родстве с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым, своим пятиюродным братом. И Александр Сергеевич также связан с Лермонтовым далекими кровными и свойственными узами родства.
И другой поэт — Дмитрий Веневитинов оказался в числе родных Пушкина, он его четвероюродный брат. Родство это, известное пушкинистам, идет через прабабку Александра Сергеевича Лукию Васильевну, дочь бригадира Василия Ивановича Приклонского, — ее родная племянница Анна Николаевна Оболенская, в замужестве Веневитинова, стала матерью Дмитрия.
В числе потомков Ольги Васильевны Чичериной, родной бабушки поэта, — известный дипломат, первый советский нарком иностранных дел Георгий Васильевич Чичерин.
Ну а в общем, схема пушкинского родословия дает полный простор для новых поисков и открытий. Думается, в чем-то ее можно уподобить Периодической системе элементов Менделеева — она так же дает простор уму пытливому, ищущему. И так хотелось бы, чтобы все пустующие клеточки родословия наполнились жизнью — в истории страны, в народной памяти не должно быть ни белых пятен, ни забытых имен…
Пушкин разомкнул круг неизбежного пенсионерского досуга, и Черкашин был богат необыкновенными знакомствами: летчики-космонавты Владимир Губарев и Георгий Береговой, ректор Московской духовной академии владыка Александр и владыка Владимир — глава Московской епархии, балерина Наталья Бессмертнова, академик Борис Рыбаков, прапраправнучка поэта герцогиня Александра Аберкорнская из Англии…
Андрей Андреевич получал сотни писем отовсюду, где живут люди, для которых свято имя Пушкина, ему звонили, спрашивали, приглашали на выступления. И это великое беспокойство, настигшее его на склоне жизни, пожалуй, и было самой большой наградой за свершенный труд.
Самой щедрой для Черкашина оказалась осень жизни, та самая, приход которой так страшит многих. Он воздвигал свой памятник Пушкину не из бронзы и мрамора. «Третий памятник» поэту, как метко окрестил творение Черкашина кто-то из друзей, взрастал на бумажных листах.
К старости гаснут желания, блекнут страсти. А тут — только за последние годы жизни — тысячи километров по стране: Минск, Барнаул, Псков, Севастополь, Петербург, Ульяновск, Оренбург. Аудитории самые разные: от продуваемых всеми ветрами корабельных палуб до больничных палат, от «красных уголков» исправительных колоний до респектабельных университетских кафедр.
В Ульяновской исправительно-трудовой колонии, встретив Черкашина, заранее извинились: сами, мол, понимаете, какой у нас контингент, — что им до пушкинского рода, когда они своих отцов-матерей не помнят, от родных детей годами прячутся…
В течение всего рассказа стриженые головы великовозрастных колонистов не шелохнулись, будто дело происходило в какой-то образцовой школе, а урок вел педагог-новатор. Шум все же возник — когда отведенное на лекцию время кончилось и слушателям приказали выйти. «Ну будьте людьми, — кричали они, — дайте же дослушать!»
Как удивительно и хорошо, что в наш рассудочный век, в век очень деловых и очень занятых людей, не перевелись чудаки: искатели исторических кладов, собиратели редкостных коллекций, мастера-реставраторы, путешественники…
Чудаки украшают мир, но мир не жалует чудаков. Вот и уникальное родословное древо поэта, составленное Черкашиным, вдвойне уникально, ибо существовало в единственном — рукотворном — экземпляре. При его жизни ни одно отечественное издательство, несмотря на самые авторитетные отзывы и рекомендации, так и не удосужилось обнародовать полное родословие Пушкина. Правда, Черкашину предлагали свои услуги японцы. Он отказался — издание должно появиться прежде всего на Родине!