Он осмысливает это с горьким сожалением в течение ряда лет. Сразу – в поэме «Руслан и Людмила», над которой работает с лицейских времен. Вместе со своим Русланом, везущим домой спящую волшебным, неестественным сном Людмилу, ввиду собственного неудачного любовного опыта с Екатериной вздыхает:
А саму Бакунину с тех самых пор рисует только со спины – отвернувшейся и удаляющейся от него. Как, впрочем, и от остальных своих лицейских воздыхателей.
Глава 3. «Эти уездные барышни!»
Сколько наиболее упорных поклонников было у Екатерины Бакуниной в Лицее, науке вроде бы хорошо известно: ТРОЕ – Пушкин, Илличевский и Пущин. Ее условное имя Елена зафиксировано впервые, похоже, пером Алексея Илличевского. Помните в его ответе «живописца»: «Я выбрал образцом // Елену…»? Кроме идентичной начальной буквы «Е» в именах эллинской красавицы и реальной девушки Бакуниной, для начитанных в античной литературе лицеистов важно также то, что Елена – красавица ТРОЯнская: в каком-то смысле отражающая собственную достаточно сложную жизненную коллизию троих одноклассников.
ПД 841, л. 81 об.
Ее Пушкин и отобразит на обороте чернового листа 81 в ПД 841 осенью 1829 года, когда вместе со своим приятелем Алексеем Николаевичем Вульфом будет гостить в имении его дяди Павла Ивановича Вульфа – селе Павловском Берновской волости Старицкого уезда Тверской губернии. На этом листе с единственной впоследствии зачеркнутой фразой «В одной из наших южных губерний…» он начинает обдумывать свою «Барышню-крестьянку» из будущих «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина», которую закончит через год – в сентябре 1830 года. Это будет уже в селе Болдине Нижегородской губернии во время пребывания поэта в холерном карантине, на несколько месяцев оттянувшем его свадьбу с Натальей Гончаровой.
В науке об этом пушкинском листе укоренилось, правда, другое представление. Но одно лишь присутствие рисующего Пушкина в Павловском вместе с Вульфом – вовсе ведь не достаточный аргумент считать профиль, изображенный на листе 81 об. справа от центрального, принадлежащим Алексею Вульфу, как некогда трактовал этот рисунок тверской пушкинист-художник Юрий Леонидович Керцелли[22]. А в повернутой к нам спиной девушке, уже в связи с якобы присутствием в сюите Алексея Вульфа, – еще меньше резона опознавать его пассию-кузину Анну Петровну Керн.
Хотя именно такая атрибуция обнаруживается и в вышедшей в авторитетной серии «ЖЗЛ» более поздней по времени книге все того же тверского краеведа Владимира Ивановича Сысоева «Анна Керн. Жизнь во имя любви». Причем, опираясь на мнение супруги художника Ларисы Филипповны Керцелли, автор книги предлагает нам согласиться с отнесением к Анне Керн не только изображения уходящей девушки, но и парных профилей в нижней части рассматриваемого нами «деревенско-павловского» листа[23].
А между тем, в соответствии с пушкинскими правилами рисования, два разнонаправленных профиля на единой шее могут означать только одно: что изображенные – родные брат и сестра. Сопоставив с этими профилями портреты примерных сверстников из пушкинского окружения, легко отыскать прототипы – брата с сестрой Бакуниных. Классический носик правого, девичьего профиля с индивидуализирующей облик особенностью – чуть вздернутым кончиком – в аккурат как на автопортрете Екатерины Бакуниной и в ее профиле на уже рассмотренном нами пушкинском листе 50 в ПД 829.
Фрагмент ПД 841, л. 81 об.
Фрагмент ПД 841, л. 81 об.
Фрагмент ПД 841, л. 81 об.
Можно, впрочем, и не проводить широких портретных разысканий. Вполне достаточно вглядеться в буквы в линиях волос надо лбами изображенных на пушкинском «деревенском» листе и прочесть имена брата с сестрой Бакуниных: «Александръ» и «Екатерина», а в «перечеркивающей» двойной профиль строке – их фамилию: «Бакунины». На степень родства этих молодых людей указывают первые буквы их фамилии – «Б» и «А»: они целиком выписаны ювелирной мелкости буковками, подсказывающими, что изображенные – «братъ и сестра».
22
Керцелли Лариса. Тверской край в рисунках Пушкина. – М., «Московский рабочий», 1976, с. 82.