Если плохо танцующий аристократ рисковал низко пасть во мнении света, то талант танцора мог открыть двери аристократических особняков и перед человеком иного круга. В мемуарах того времени не раз вспоминается выпускник драматического отделения Театральной школы будущий знаменитый актер и театральный деятель И.И. Сосницкий. Будучи незнатного происхождения, он стремился так или иначе попасть в светское общество. Для этого употребил он свои способности к подражанию, копируя манеры известного светского льва графа Сологуба, а также природное изящество и мастерство в танцах. "Удачная эта репрезентация открыла ему вход в лучшие дома; я встречал его на балах и вечерах, где он отличался в мазурке и французском кадриле, а в ту пору не всякий их мог танцевать", — вспоминает современник. Добавим еще, что "выправка", которой до глубокой старости гордились прошедшие хорошую танцевальную школу, и неотъемлемое изящество движений помогали не только в танцах. Танцмейстеры учили также этикетным формам движений. Тем, кто обязан был следовать нормам придворного этикета, полагалось знать, сколько шагов надо сделать, подходя к их императорским величествам, как при этом держать голову, руки, куда смотреть, насколько низко следует присесть в реверансе и как правильно отойти. Вспомните, как в "Капитанской дочке" Анна Власьевна сетует, что Маша "ступить по-придворному не умеет".
Среди использованных нами исторических источников "Руководства...", "Школы..." и "Грамматики..." бального танца ведущих танцмейстеров прошлого века занимают важное место. Без их профессионального взгляда многие важные подробности Пушкинского бала ускользнули бы от нас.
Бальный сезон продолжался круглый год, исключение составляли только семь недель Великого поста; чаще всего балы давали зимой, начиная с ноября. Танцевали ежедневно, иногда на нескольких балах за день. Реплика Чацкого в "Горе от ума": "Сегодня бал, а завтра будет два" — вовсе не звучала преувеличением. Одна московская светская дама в письме к подруге перечисляет свои выезды за неделю (зима 1815 года): "В субботу танцевали до пяти часов утра у Оболенских, в понедельник до трех у Голицына, в четверг — костюмированный бал у Рябининой, в субботу — вечер у Оболенских, в воскресенье званы к графу Толстому на завтрак, после которого будут танцы, а вечером в тот же день придется плясать у Ф. Голицына". И в 20-е и в 30-е годы XIX века подобная картина сохраняется. Вот еще один пример (он относится к зиме 1834-го). Пишет брату в Москву петербургский почт-директор К. Я. Булгаков: "Ну уж и масленица. Всякий день балы. Сегодня у Шуваловых, завтра у Лазаревых, и французские артисты дают маскарад в пользу какой-то вдовы, на который также многие собираются; в среду у Австрийского посла, в пятницу у кн. Волконского, в субботу детский маскарад во дворце, а в воскресенье готовят маленький бал в Аничковом дворце, так как кн. Кочубей еще не здорова и не может дать обыкновенного своего танцевального дня". Это описание продолжает и дополняет дневниковая запись Пушкина: "Слава Богу! Масленица кончилась, а с нею и балы. Описание последнего дня Масленицы (4-го марта) дает понятие о прочих. Избранные званы были во дворец на бал утренний, к половине первого. Другие на вечерний, к половине девятого. Я приехал в 9. Танцевали мазурку, коей оканчивался утренний бал. Дамы съезжались, а те, которые были с утра во дворце, переменяли свой наряд. Была пропасть недовольных: те, которые званы были на вечер, завидовали утренним счастливцам. Приглашения были разосланы кое-как и по списку балов князя Кочубея; таким образом, ни Кочубей, ни его семейство, ни его приближенные не были приглашены, потому что их имена в списке не стояли. Все это кончилось тем, что жена моя выкинула. Вот до чего доплясалась".
Великосветские балы, особенно те, на которых присутствовал император или другие члены императорской фамилии, отличались особой роскошью и многолюдностью. М.Ф. Каменская, вспоминая о своем первом бальном сезоне, пишет: "Бальная зала и столовая проходили, кажется, насквозь всего дома, так они были громадны, и, верно, стояли плотно одна к другой, потому что между ними была устроена эстрада для музыкантов, вся уставленная тропическими растениями... Но так как зала и столовая были гораздо шире эстрады... княгиня Зинаида Ивановна взяла под руку государя и повела его к одной из боковых зеркальных стен, где не было никакой двери; но зеркало вдруг поехало, исчезло в стене, и за ним открылась цветочная аллея, которая доходила до столовой. <...> ...Я... чуть не вскрикнула, когда зеркальная стена, точно по волшебству, исчезла. Я переходила от удивления к удивлению: представьте себе, что сквозь стол росли целые померанцевые деревья в полном цвете. Вдоль всего стола лежало зеркальное, цельное, оправленное в золото плато и тоже обхватывало стволы деревьев. А на плато и саксонские и китайские куколки, и севрские вазы..." (из описания Юсуповского дворца на Мойке). Бал, данный по поводу совершеннолетия наследника престола весной 1834 года, поразил своей роскошью даже многое повидавших современников. Интерес к нему был так велик, что Пушкин, не собиравшийся на этот бал в отсутствие жены, разузнает о нем, дабы удовлетворить любопытство Натальи Николаевны: "Завтра будет бал, на который также не явлюсь. Этот бал кружит все головы и сделался предметом толков всего города. Будет 1800 гостей. Расчислено, что, полагая по одной минуте на карету, подъезд будет продолжаться 10 часов; но кареты будут подъезжать по три вдруг, следственно время втрое сократится. Вчера весь город ездил смотреть залу, кроме меня". Роскошью и торжественностью отличались балы в Зимнем дворце; скромнее были "семейные балы" царской фамилии в Аничковом дворце, на них приглашалось не более 100 человек. Для представителей высшей аристократии устройство балов превращалось в непрерывное соревнование честолюбий. Если не получалось превзойти в роскоши, придумывали что-нибудь особенное. Когда герцогиня Ольденбургская захотела дать бал по случаю бракосочетания великой княжны Марии, то, не имея возможности соревноваться в пышности с императорскими балами, она дала "импровизированный" сельский бал на островах, спрятав оркестры в боскетах вокруг большой лужайки и превратив ее в бальную залу с помощью настеленного на траву паркета. Об этом бале долго говорили.