Как же это ты пропустил случай видеть нашего Карамзина - бессмертного Историографа Отечества? Стыдно, братец, - ты бы мог по крайней мере увидеть его хоть на улице; но прошедшего не воротить, а чему быть, тому не миновать - так нечего пустого толковать! Ты хочешь знать, видел ли я его когда-нибудь? как будто желаешь найти утешение, если это подлинно случилось. Нет, любезный друг, и я не имел счастия видеть его; но я не находил к тому ни разу случая. Мы надеемся, однако ж, что он посетит наш Лицей, и надежда наша основана не на пустом. Он знает Пушкина и им весьма много интересуется; он знает также и Малиновского2 - поспешай же, о день отрад! Правда ль? говорят, будто Государь пожаловал ему вдруг чин Статского Советника, орден Св. Анны I класса и 60.000 рублей для напечатания Истории. Слава великодушному монарху! горе зоилам гения!
Признаться тебе, до самого вступления в Лицей я не видел ни одного писателя, но в Лицее видел я Дмитриева, Державина, Жуковского, Батюшкова, Василия Пушкина и Хвостова; еще забыл: Нелединского, Кутузова, Дашкова. В публичном месте быть с ними гораздо легче, нежели в частных домах, - вот почему это и со мною случилось. Прощай! не могу писать более, скажу откровенно, - я болен несколько головою. Ответ твой возвратит мне здоровье и силы и оживит мысли мои. Прощай еще раз.
Алексей Илличевский.
1 "Усы" и "Слеза" Обе были приложены к письмам К. Г
г Ивана Вас , воспитанника Лицея, сына директора и племянника начальника Моск. Архива И.Д.Алексея Федоровича Малиновского. К Г.
98
ПИСЬМА ДРУГИХ ПЕРВЕНЦЕВ ЛИЦЕЯ
Кроме писем Илличевского, сохранились в архиве 1-го курса еще отдельные письма нескольких первокурсников друг к другу, а также нескольких наставников (гувернеров) к ним - из эпохи лицейского шестилетия, а равно из последующих времен. Все они представляют, разумеется, ценный материал для характеристики как лицейского быта и отношений, так и самих корреспондентов.
Хотя некоторая часть этого маленького собрания писем была уже напечатана (впрочем по большой части в извлечениях1), однако ж согласно нашему плану и для полноты нашего издания, я помещаю здесь все имеющиеся у меня письма, без всяких пропусков.
К этой коллекции, в виде дополнения, я присоединю несколько писем других лиц, посторонних лицею, но близких к его первенцам и из другой эпохи, - писем, вызванных лицейскими воспоминаниями и разработкой материалов о Пушкине и Лицее.
Письма Матюшкипа к товарищу Созоновичу2
No 1
Царское Село, 10 Июня 1817 г.
Публичные испытания, которые продолжались 16 дней, были причиною, что я не писал к тебе уже около месяца, не пеняй на меня - ты знаешь, что я ленив писать письма, но ты, который прежде всегда делал выговоры за лаконический слог мой, ты мне не писал около восьми месяцев. Я не знаю, как сие объяснить; последнее письмо мое к тебе послал я брату, но он тебя не нашел в Москве. Это я отправлю к А. А. Антонскому3.
1 В известном сборнике Я К Грота
1 Сохранились в черновых тетрадях Матюшкина, вместе с путевыми его заметками Оба письма помешены друг за другом - в тетрадке (в 4-ку) довольно толстой синей бумаги, на 9 стран. Рукопись обрывается на полуслове
3 Известный ученый писатель Ант Ант Прокопович-Антонский, бывший инспектором, а потом директором Московского Благородного Университетского пансиона К Г.
4* 99
Кажется, он должен знать, где ты находишься; я надеюсь скоро получить ответ, а не то не прогневайся, если от меня ни строчки
не увидишь.
Вчера, любезный Сережа, был у нас выпуск: Государь на оном присутствовал, посторонних никого не было: все сделалось так нечаянно, вдруг; я выпущен с чином коллежского секретаря; ты конечно поздравишь меня с счастливым началом службы. Еще ничего не сделавши - быть X класса. Конечно это много, но мы судим по сравнению: некоторые выпущены титулярными советниками, но об этом ни слова.
Я вознагражден тем, что Директор наш Е. А. Энгельгардт, о котором я писал к тебе уже несколько раз, обещал доставить мне случай сделать морское путешествие. Капитан Головнин отправляется на Фрегате "Камчатке" в путешествие кругом света, и я надеюсь, почти уверен итти с ним.
Наконец мечтания мои быть в море исполняются; дай Бог, чтоб ты был так счастлив, как я теперь. Однако мне не достает товарищей, - все оставили Царское Село, исключая меня. Я, как сирота, живу у Е. А., но ласки, благодеяния сего человека день ото дня, час от часу меня более к нему привязывают. Он мне второй отец. Не прежде как получу известие о моем счастии (ты меня понимаешь), не прежде я оставлю Царское. Шестилетняя привычка здесь жить делает разлуку с ним весьма
трудною.
Прощай, любезный Созонович, до радостного свидания. Вот тебе наша прощальная песня, ноты я тебе не посылаю, потому что ни ты, ни я в них толку не знаем, но впрочем скажу тебе, что музыка прекрасна: сочинение Tepper de Ferguson, а слова
б. Дельвига,
Ты об них сам судья: может они стоят музыки. Прощай.
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: Шествуйте сыны!
Тебе, наш Царь, благодаренье,
Ты сам нас юных съединил,
И в сем святом уединеньи
На службу музам посвятил.
Прими ж теперь не тех веселых
Беспечной радости друзей,
100
Но в сердце чистых, в правде смелых,
Достойных благости Твоей.
О матерь, вняли мы призванью,
Кипит в груди младая кровь!
Одно лишь есть у нас желанье:
Всегда к тебе хранить любовь.
Мы дали клятву: все родимой,
Все без раздела, кровь и труд,
Готовы в бой неколебимо,
Неколебимо в правды суд.
Благословите положивших
Святой отечеству обет
И с детской нежностью любивших
Вас, други наших резвых лет.
Мы не забудем наставлений,
Плод ваших опытов и дум,
И мысль об них, как некий гений,
Неопытный удержит ум.
Прощайте братья, руку в руку,
Обнимемтесь в последний раз,
Судьба на вечную разлуку
Быть может съединила нас.
Друг на друге остановите
Вы взор с прощальною слезой.
Храните, о друзья, храните
Ту ж дружбу с тою же душой!
То ж к правде пылкое стремленье,
Ту ж юную ко славе кровь,
В несчастье гордое терпенье,
А в счастье всем равно любовь.
Шесть лет промчалось, как мечтанье,
В объятьях сладкой тишины,
И уж отечества призванье
Гремит нам: Шествуйте сыны!
Прощайте братья, руку в руку,
Обнимемтесь в последний раз,
И поклянемся мы разлуку
Провесть как разлученья час.1
1 Последние два стиха - лучший и более осмысленный вариант вместо:
"Судьба на вечную разлуку
Быть может породнила нас",
как читаем в общепринятой редакции.
Эта, приведенная здесь, редакция - несомненно самая ранняя, первоначальная. Она повторена и в известном отдельном издании - брошюре (с музыкой), 1835 г ,
101
No 2
Царское Село, 18 июля 1817г.
Друг есть неоцененное сокровище, без которого жизнь наша есть единое токмо бытие. Если бы возможно было смертному вознестись выше земли и видеть строение натуры, источник солнцев, какое бы приобрел он себе от сего знание (и) удовольствие, если б он никому из подобных себе не в состоянии был сообщить чувствований своих и мыслей.
Я теперь, любезный друг, наслаждаюсь жизнью; прошедшее доставляет мне приятное воспоминание; настоящее меня радует - а будущее составляет все мое счастие.
Позволь с тобою поговорить, любезный друг, позволь с тобою разделить мое счастие. Ах, если б я был с тобою, я бы бродил с тобою по густым аллеям Царскосельского сада, рассказывал бы тебе о прошедшем счастливом времени, представлял бы тебе еще блаженнейшую будущность.
Теперь же хожу один, задумываюсь, мечтаю: каждое дерево, каждая беседка рождают во мне тысячу воспоминаний счастливого времени, проведенного в Лицее.
Царскосельский дворец построен в 1744 году Графом Растрелли, напоминающим век Людовика XIV, век вкуса и роскоши, и несмотря, что время истребило яркую позолоту, коею были густо покрыты кровли, карнизы, статуи и другие украшения, все еще может почесться великолепнейшим дворцом в Европе. Еще видны на некоторых статуях остатки сей удивительной роскоши, предоставленные дотоле одним внутренностям царских чертогов. Когда Императрица Елизавета приехала со всем двором своим и иностранными министрами осмотреть оконченный дворец, то всякий, пораженный великолепием его, спешил изъявить Государыне свое удивление; один французский министр Маркиз дела Шетарди не говорил ни слова. Императрица заметила его молчание, хотела знать причину его равнодушия,