Позволяю себе привести, для характеристики тона и стиля, начало и заключение сочинения:
Начало: "Человек предопределен жить в обществе; излишне было бы доказывать то, что признано всеми философами и утверждено всеми временами. Не углубляясь далеко в причины сего явления, мы увидим, что должности суть узы, привязывающие его к оному, и силы, удерживаю
1 К: "Низко"
2 Автор соч. "Ami des enfants" ("Друг детей" (франц.)) (1749--1791).
=
167
щие его в пределах его действий; должности суть условия, без которых он не мог бы существовать в кругу себе подобных. Назначив ему черту, за которую он преступать не должен, они определяют всю обширность его свободы"...
Из конца: "...Нет! Счастие не обитает в сердце жестоком - оно неразлучно с добродетелью... Счастлив только тот, кто окружен зрелищем блаженства и изобилия; таков муж благодетельный. Где он ни находится, везде творит счастливых. ."
Заключение: "Блажен, стократ блажен един ты, о муж добродетельный! твоя награда - не бренное злато, не тленные почести, но собственное сердце; твое счастие - не громкие праздненства, не пышные пиршества - но сердца твоих ближних. Блажен, стократ блажен един ты, о муж добродетельный!"
К этим произведениям Илличевского можно присоединить одно стихотворение Кюхельбекера, написанное тоже на отвлеченную тему, быть может внушенную тем же Кошанским.
Это довольно длинная пьеса "Бессмертие есть цель жизни человеческой", находящаяся в рукописи (автограф) в бывшей у моего отца той самой тетради Державина (No 9)', где находился и откуда им извлечен был знаменитый автограф Пушкина "Воспоминания в Царском Селе", прочитанные автором перед маститым старцем-поэтом на экзамене 1815 г. Само собой напрашивается предположение, что и стихотворение Кюхельбекера написано тогда же (1815 г.), для того же случая, и поднесено было Державину самим автором.
Не печатая его всего, считаю уместным несколькими выдержками познакомить с ним читателей.
Бессмертие есть цель жизни человеческой
(Начало) Из туч сверкнул зубчатый пламень.
По своду неба гром протек,
Взревели бури - челн о камень;
Яряся, океан изверг
Кипящими волнами
Пловца на дикий брег.
Он озирается - и робкими очами
Блуждает ночи в глубине;
Зовет сопутников - но в страшной тишине
Лишь львов и ветра вопль несется в отдаленьи.
1 Ныне тетрадь эта с другими Державинскими бумагами находится в Публичной библиотеке. Стихи Кюхельбекера помещены в ней под No 24.
168
Увы, так жизни в треволненьи
Единый плач я зрю, стенанья полон слух;
Безвестность мрачная, мучительно сомненье
Колеблют мой смущенный дух!
Какое море зла волнуется повсюду!
Венцов и скипетров на груду
Воздвигнул изверг свой престол,
И кровью наводнил и град и лес и дол,
И области покрыл отчаянья туманом!
Герой, невинных щит, гоним, повержен в прах,
Неблагодарности, неистовства в ногах
Его безглавый труп терзаем хищным враном,
С сверкающим мечем на брата брат восстал,
И на родителя десницу сын подъял1.
Затем следуют 8 строф (с неравным количеством стихов), всего 78 стихов, содержание которых сводится к тому, что автор сперва изображает терзающие его сомнения о том, как все это зло может существовать, если есть Всевышний Судия. Он задается рядом вопросов, есть ли Бог, творец мира - человека и его души. А если есть, то неужели мы созданы для одних только бедствий? и т. п. Но, как бы опомнившись, он отгоняет от себя все свои сомнения и фантазии и обращает свои мысли к бессмертию, которое возносит его к Престолу Всевышнего.
О сын земли, воспрянь, воспрянь от заблужденья,
И мрак сомненья
От веждей отряси,
И глас природы вопроси!
Ужели он тебя, слепец, не убеждает?
"Бессмертен ты - вешает,
"В бессмертии с самим равняешься Творцом,
"Конец твой сопряжен лишь вечности с концом!
"Се червь, се образ твой лежит перед тобою,
"Недвижен, заключен
"Во гроб самим собою;
1 Здесь конечно под "извергом" разумеется Наполеон со всеми бедствиями, которые он навлек на народы Европы.
169
"Но лишь весеннею порою
"От животворного луча
"Вдруг рощи восшумят, одежду получа,
"С брегами реки пробудятся, "От скляных свободясь оков,
"И тенью рощи осенятся
"И прекратится царство льдов: "Оставя дом свой тесный,
"Он явится в лугах, сильфидою прелестной,
"Распустит крылья, воспарит, "От розы к розе полетит"!
После следующей строфы в 15 стихов идет заключительная строфу, опять относящаяся к Наполеону, которую выписываем целиком:
На честолюбца взор простри, На вихря бранного воззри,
Кого кровавый след и днесь еще дымится!
С его могуществом дерзал ли кто сравниться?
Он цепью приковал блестящий сонм Царей
К своей победной колеснице;
Всесокрушающей покорствуя деснице,
Тирана грозного очей
Все племена страшились, трепетали,
И молча, жизнь иль смерть из уст его внимали!
А он? - он клял судьбу
И из торжеств своих, и сердцу и уму
Единую извлек отраву;
И вот - утратил трон и счастие и славу!
И что ж? - он дней своих не прекратил!
Грозящей вечности злодея вид страшил,
Что слез и вопли дани,
Мученья нес ему в неумолимой длани,
И гласом громовым: "о трепещи!" вещал
И ум ужасного вдруг ужас обуял.
СВОБОДНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ.
СТИХОТВОРНЫЕ ОПЫТЫ
ПИТОМЦЕВ ЛИЦЕЯ
Переходим к свободным стихотворным опытам и упражнениям питомцев Лицея 1-го, Пушкинского курса. Многие из этих упражнений, в особенности пьесы шуточного, сатирического, буфонского характера (эпиграммы, эпитафии, басни, шуточные поэмы и проч.) попадали отчасти в издававшиеся периодически лицеистами "журналы" (о которых речь ниже), но большая часть (особенно более серьезные опыты) распространялись между товарищами или отдельными списками, или в целых сборниках.
Некоторые воспитанники в конце своего пребывания в Лицее (да и раньше, вероятно поощряемые принадлежностью к своему "литературному обществу") составляли сборники своих стихов, т. е. переписывали их тщательно в особые тетради. Другими составлялись сборники из произведений лучших лицейских поэтов - по выбору своему собственному или самих авторов. От тех и других сохранились остатки или дошли известия.
Известно, что собрания своих лицейских стихотворений составлял перед выходом из Лицея и Пушкин, и большая тетрадь с таким собранием от 1816-17 г. (переписанная большей частью самим Пушкиным, а отчасти и некоторыми его товарищами) сохранилась и послужила одним из главных источников наших сведений о лицейском творчестве поэта1. Несомненно, что и другие лицейские поэты составляли такие сборники своих творений, - так напр., известно, что Яковлев собирал свои басни (особенно полюбив этот род) и вызвал своим собранием их с эпиграфом "хоть худо, но свое" и своей попыткой напечатать их - ядовитые эпиграммы Илличевского2. Но из этих сборников ничего более не сохранилось.
Другие смешанные "сборники" составлялись ближайшими товарищами Пушкина - как из его произведений, так и из лучших опытов его собратьев по музе, и из них по счастью дошли до нас, кое-как пощаженные временем, немногие скудные остатки рядом с преданиями и показаниями лиц, имевших случай видеть и кое-что до нас не дошедшее. К сожалению, трудно установить в точности отношение этого последнего (т. е. показаний свидетелей) к сохранившемуся.
Я. К. Грот передает из рассказов Ф. Ф. Матюшкина (к которому остатки лицейских бумаг перешли от первого их хранителя Яковлева),
'Она хранится в Моск. Румянц. музее. См. о ней 1 т. академ. изд. сочин. А. С. Пушкина, примеч. Л. Майкова, стр. 8-10. Она - важнейшая рукопись для критики текста лицейских стихотворений Пушкина.
2 Гаевский в "Современнике", 1853, т. 97, стр. 143.