В статье «Загородная поездка» А. С. Грибоедов рассказал о народном гулянии в окрестностях Петербурга. «Если бы каким-нибудь случаем сюда занесен был иностранец, который бы не знал русской истории за целое столетие, — писал Грибоедов, — он конечно бы заключил из резкой противоположности нравов, что у нас господа и крестьяне происходят от двух разных племен, которые не успели еще перемешаться обычаями и нравами».
Одежда мужика летом состояла из длинной пестрядинной рубахи, часто красного цвета, с косым воротом, подпоясанной шерстяным кушаком или кожаным узким ремнем. Почти у каждого впереди на подпояске висел роговой гребень, железный зубчатый ключ от висячего замка и кожаный кошелек. У плотника сзади был заткнут за пояс топор, у каменотеса — молот, у штукатура — лопатка и терка. Широкие штаны из синей пестряди заправлялись в сыромятные сапоги с высокими голенищами или в онучи, если на ногах были лапти. В теплое время ноги оставались босыми или обутыми в «опорки» — низы старых сапог, отрезанные от голенищ. На голове мужик носил поярковую шляпу с большими полями и высокой тульей, перевязанной лентой, за которую была заткнута деревянная ложка. Весной и осенью поверх рубахи надевался темно-серый или смурый темно-бурый кафтан. Зимней верхней одеждой служил тулуп, обувью — валенки. Шляпу заменял треух, на руках были кожаные рукавицы.
Мужик стригся «под горшок», носил усы и бороду.
Так выглядели крестьяне, приходившие в Петербург на заработки. Необходимость внести оброк гнала их в город.
В 1800 году в Петербурге проживало 220 208 человек. В 1818 году уже — 386 285 человек. А в 1836 году — 451 974 человека.
Население столицы за три с половиной десятилетия выросло вдвое и продолжало неуклонно расти. Но росло оно не за счет увеличения рождаемости. В эти десятилетия в Петербурге умирало больше, чем появлялось на свет. Население Петербурга росло за счет пришлых. Из разных губерний в поисках заработка приходили в столицу тысячи оброчных мужиков. Землекопы — из Белоруссии, каменщики, гранильщики, штукатуры, печники и мостовщики — из Ярославской и Олонецкой губерний, маляры и столяры — из Костромской. Пришлые туляки занимались коновальным ремеслом, служили в кучерах и дворниках. Ростовчане — в огородниках. Владимирцы плотничали. Тверяки сапожничали. Одни оставались на постоянное жительство, другие — на временное. Крестьяне составляли весьма значительную часть петербургского населения. В 1821 году дворян в Петербурге было 40 250, а крестьян — 107 980. В течение 1821–1831 годов число дворян, живших в городе, увеличилось на 2600 человек, а крестьян — почти на 10 000.
Петербург был «мужской» город. Сюда на заработки из деревень приходили кормильцы. Здесь квартировали тысячи солдат гвардейских полков. И солдаты, и оброчные крестьяне жили в Петербурге по большей части бессемейно. Женщин в городе насчитывалось втрое меньше, чем мужчин.
Что же ожидало в столице пришлых мужиков? «Изнуренные дальним путем, они являются сюда нередко в болезненном виде и, что всего хуже, не вдруг могут иногда находить себе работу, отчего крайне нуждаются в пропитании», — писал наблюдавший все это И. Пушкарев. По официальной статистике, наибольший процент смертности падал в Петербурге на май, июнь, июль — как раз на те месяцы, когда скапливалось наибольшее число пришлых крестьян.
Как-то Николай I, зайдя в госпиталь, спросил у врача о причине болезни лежащего перед ним мужика. «Голод, ваше величество», — ответил врач. На другой день он был уволен: полагалось делать хорошую мину при плохой игре.
Большинство умирало не в госпиталях, а в своих временных жилищах. «Осмотрев помещения, занимаемые тысячами этих людей в Петербурге, — свидетельствует А. Башуцкий, — трудно представить себе, чтобы там мог жить кто-либо. Теснота, сырость, мрак, сжатый воздух, нечистота превосходят во многих из подобных жилищ всякое вероятие».
Набережная Мойки у Конюшенного ведомства. Каменотесы. Литография А. Мартынова. Около 1820 г.
Часто убежищем для крестьян, занятых на строительных работах, служили подвалы возводимых ими зданий. Строители Казанского собора ютились в казармах на Конюшенной площади. Тысячи строителей Исаакиевского собора размещались в бараках вблизи него. В улицах, примыкающих к Сенной площади и Апраксину двору, много было пристанищ, где селился рабочий люд.