Даже при невероятной выносливости русского мужика, при его привычке к работе тяжелый труд строителей, почти без всяких облегчающих приспособлений, по семнадцать часов в день, скудная пища, холодное, сырое жилье, многочисленные несчастные случаи уносили тысячи жизней. Н. М. Карамзин говорил, что Петербург основан на слезах и трупах. К этому можно добавить, что прекрасные здания Петербурга, его дворцы, храмы, набережные были оплачены той же ценой…
Жизнь в Петербурге для пришлого мужика начиналась с поисков работы. Чтобы иметь право наняться на работу и жить в столице, крестьяне обязаны были сдавать свои паспорта в Контору адресов и получать «билет». После этого они отправлялись на «биржу».
Полицейская Контора адресов помещалась на Театральной площади в доме Крапоткина. «Бирж», где собирались крестьяне в ожидании нанимателей, существовало несколько. Очень популярна была площадь перед Казанским собором. Плотники и каменщики толпились у Сенной площади. Здесь же можно было нанять лакея, кучера, садовника. Женская прислуга — кормилицы в голубых кокошниках, кухарки всех возрастов стояли рядами на Никольском рынке, у Старо-Никольского моста и вдоль набережной Крюкова канала. Поденщики, бравшиеся за всякий труд, обретались у Синего моста на Мойке и на «Вшивой бирже» — так называлось место на углу Невского проспекта и Владимирской улицы из-за промышлявших там уличных цирюльников.
С четырех часов утра на «биржах» уже толпился народ. Чернорабочие могли ходить сюда безрезультатно недели и месяцы. Специалисты — каменотесы, каменщики, плотники, штукатуры — устраивались быстрее.
Зачастую мастеровых еще с зимы нанимали подрядчики, наезжая в деревни или засылая туда своих приказчиков. Каждый год в Петербурге возводилось около сотни «обывательских» домов, а на строительство таких грандиозных зданий, как новое Адмиралтейство, Главный штаб или Исаакиевский собор, продолжавшееся десятилетия, требовались многие тысячи рабочих.
Архитектор Монферран писал о русских работных людях: «Двадцать лет, посвященных мною постройке Исаакиевского собора, позволили мне высоко оценить трудолюбие этих людей, которые ежегодно приходят на работы в Петербург. Я отметил у них те большие достоинства, которые трудно встретить в какой-либо другой среде… Русские рабочие честны, мужественны и терпеливы. Одаренные недюжинным умом, они являются прекрасными исполнителями…»
Роскошная внутренняя отделка дворцов и особняков, мебель, наряды дам и костюмы светских франтов, мундиры военных и штатских, драгоценные украшения — множество всевозможных изделий, не говоря уже о нужнейших предметах домашнего обихода, — все это было делом рук мастеровых-художников, петербургских ремесленников.
В 1815 году их в Петербурге насчитывалось почти 6500 человек, в 1831 году — около 12 000. Примерно две трети их составляли те же оброчные крестьяне и дворовые, отпущенные по паспортам. И лишь около трети жили в городе постоянно.
Среди последних большинство, как гоголевский портной Петрович из «Шинели», трудились в одиночку и в недавнем прошлом принадлежали помещикам.
Были среди постоянных петербургских жителей ремесленники с деньгой, которые содержали мастерские и нанимали работников. В больших мастерских трудилось человек по двадцать-двадцать пять подмастерьев и учеников. В маленьких — два-три подмастерья и несколько мальчиков. Сюда-то и нанимались пришлые крестьяне и петербургские ремесленники победней.
Рабочий день в таких мастерских начинался в шесть утра и кончался в шесть часов вечера. Пища шла от хозяина, жили и спали там же, где работали, — в мастерской. Младшие мастера и подмастерья получали мало. Мальчикам-ученикам ничего не платили. Эти крепостные мальчики попадали в обучение к ремесленнику по приказу барина. «Наберите их, несмотря ни на какие отцов и матерей отговорки, и пришлите их сюда, — наказывал в письме в свою вотчину служивший в Петербурге богатый украинский помещик Г. А. Полетика. — Намерен я отдать одного в портные, другого в сапожники, третьего в столяры, четвертого в кузнецы, пятого в седельники, шестого в каретники, седьмого в живописцы». Девяти-десятилетние дети, оторванные от семей, отданы были в полную власть хозяину. Нередко случалось, что учили, кормили и одевали их плохо, употребляя для домашних дел. Никакое зверство хозяина не давало права мальчику уйти от него. Ведь и взрослые рабочие во многом зависели от произвола хозяина. По его жалобе они могли угодить и в «смирительный дом» — тюрьму.
Все желающие заниматься ремеслом, и городские и пришлые, должны были записываться в цехи. Постоянные ремесленники именовались вечно-цеховыми, пришлые — временно-цеховыми.