Еще при самом основании Шляхетского корпуса императрица Анна повелела завести здесь немецкую церковь для кадетов лютеранского вероисповедания. Надобность в такой церкви имели и кадеты Второго кадетского корпуса, открытого уже в 1802 году.
Немецкое училище существовало при церкви Св. Екатерины на Васильевском острове. Стараниями заводчика Кестнера немецкая школа и сиротский приют появились при лютеранской церкви Св. Анны, что стояла на Кирочной улице. Самой большой в Петербурге лютеранской церковью был собор Св. Петра на Невском проспекте. Собор гордился монументальным Распятием работы Карла Брюллова и еще несколькими написанными им образами.
Помимо трех приходских лютеранских церквей, в Петербурге имелся еще и евангелическо-реформатский приход при Общей немецкой и французской церкви в Большой Конюшенной улице. Как явствует из документов, в середине 1830-х годов немцев-прихожан здесь числилось около двух тысяч — все больше купцы, учителя, врачи, ремесленники.
Искусство, трудолюбие и добропорядочность немецких мастеровых и ученых людей были чрезвычайно важны для нарождавшейся российской цивилизации. Однако простой народ немцев не любил, как не любил и самой цивилизации. И не разделял умиления просвещенных бытописателей насчет отличительных черт природного характера петербургского немца — бережливости и аккуратности и относительно того, что в квартирке небогатого мастерового царят чистота и уют, что во всем заметен строгий порядок; что, наконец, немец остается скромен в забавах, умерен в веселии и, «даже оскорбленный наглостью русского, бранится на немецком или другом диалекте».
Панорама Невского проспекта. Литография П. Иванова по рисунку В. Садовникова. 1835 г. Фрагмент.
С начала XVIII века в руках немцев традиционно находились некоторые отрасли петербургской мелкой промышленности. Так, например, им принадлежали во множестве петербургские пекарни.
В немецких булочных существовали цеховые порядки, обычаи и обряды, вывезенные из Германии. Учеников здесь посвящали в тайны мастерства чрезвычайно долго и основательно — учили 4–5 лет. Ученик не получал платы, но находился на полном иждивении хозяина. По окончании курса наук ученик получал диплом ремесленной управы на звание подмастерья. Особая цеховая управа ведала делами подмастерьев. Под ее надзором находились общежития для подмастерьев, именовавшиеся «собрания», или «герберге». В уставе петербургского иностранного пекарского цеха говорилось, что иностранные и русские подданные должны иметь отдельные общежития, но при найме на работу различие в подданстве роли не играло. Квартиры-пристанища представляли собою своего рода дома отдыха для пекарей: работавшие подмастерья жили при булочных. Труд хлебника был весьма утомителен, даже самые выносливые не выдерживали беспрерывного стояния у раскаленной печи, поэтому, проработав две недели — на языке булочников это называлось «фирцентаг», — подмастерье получал право отдохнуть в герберге. Каждым общежитием подмастерьев управлял кругстаг, то есть общее собрание, выбиравшее старосту — брегес-фатера. Общее собрание созывали раз в два месяца, приходили и работающие булочники. Здесь торжественно принимали в члены собрания новых подмастерьев. Председательствующий в таких случаях троекратно ударял по столу пятигранным серебряным жезлом. Новичок пил вино из большого серебряного, вызолоченного кубка и подносил его всем присутствовавшим: совершавшие это братское возлияние из кругового кубка пили «на брудершафт»…
Панорама Невского проспекта. Литография П. Иванова по рисунку В. Садовникова. 1835 г. Фрагмент.
Помимо ремесленного цеха, официально именовавшегося Немецко-булочным, среди петербургских русских цехов был еще и Немецко-скорняжный. Почти все петербургские аптекари в то время были немцами, как и большинство столичных лекарей. Не случайно поэтому первое петербургское общество врачей основали немцы. Общество возникло в 1819 году и называлось оно Deutsche Arztliche Verein.
Следует заметить при этом, что в тогдашнем Петербурге жители официально никак не разделялись по этническим или расовым признакам. П. А. Вяземский рассказывает, что один из придворных служителей, желая получить прибавку к пенсии, просил отставить его, «не в пример прочим, арапом». То есть понятие «арап» означало в этом обиходе не национальность, а должность.