В 1810 году, после преобразования Государственного Совета, председателями департаментов были назначены граф П. В. Завадовский, князь П. В. Лопухин, граф А. А. Аракчеев, граф Н. С. Мордвинов. «Известно, — писал Корф, — что продолжительным прениям о том, как их рассадить, и даже нескольким последовавшим пересадкам мы обязаны остроумною баснею Крылова „Квартет“.
таков был взгляд баснописца на пригодность этих лиц к государственной деятельности.
При Государственном Совете состояли Комиссия составления законов, Комиссия прошений, подаваемых на Высочайшее имя, Государственная канцелярия и Канцелярия Комитета министров. Комитет этот должен был во время отсутствия императора решать все дела, «разрешение коих превышает предел власти, вверенной каждому министру». Комитет министров, как и Государственный Совет, заседал в Зимнем дворце.
Судебная система империи отличалась той же бюрократической злокозненностью, что и прочие отрасли российской власти.
Тяжбы между петербургскими жителями — в зависимости от их сословной принадлежности — разбирали уездный, надворный и земский суды в первой инстанции и губернское правление, казенная палата, уголовный и гражданский суды — во второй.
Здания Сената и Синода. Литография П. Иванова по рисунку В. Садовникова. 1830-е гг. Фрагмент.
Вопиющее неправосудие было делом обычным. О многих преступлениях, творившихся в судах, знал и рассказывал в обществе друг Рылеева и Бестужева писатель-декабрист Ф. Н. Глинка, служивший чиновником по особым поручениям при петербургском генерал-губернаторе Милорадовиче. Вот один из его рассказов.
Унтер-офицерская жена Ромашева нанялась в услужение к «двум сестрам-девицам, имевшим наружность знатных господ, но в самом деле во всем смысле развратным». Заподозрив Ромашеву в краже вещей, одна из сестер, состоявшая в связи с квартальным надзирателем, подала заявление в Съезжий дом, и безвинную Ромашеву бросили в тюрьму при Управе благочиния, «ужасную по зловонию и нечистоте». «Оттоле она перешла все узаконенные мытарства и через надворный суд в уголовную палату. Нигде не чинили ей допроса, никуда налицо не приводили, но, судя ее за глаза, приговорили к наказанию плетьми и ссылке в Сибирь. По объявлении сего ужасного приговора и наказав плетьми, повергли опять невинную в ужасное заточение»…
Высшей судебной инстанцией империи был Правительствующий Сенат. Он помещался на Петровской, или Сенатской, площади, в бывшем дворце канцлера А. П. Бестужева-Рюмина, а с 1834 года — в новом великолепном здании, возведенном по проекту К. И. Росси.
Сенат делился на восемь департаментов. Пять из них находились в Петербурге, три — в Москве. Сенату подчинялись все административно-хозяйственные учреждения, он наблюдал за отправлением правосудия, разбирал апелляции и, кроме того, ревизовал губернии.
О том, как велось делопроизводство в Сенате, рассказывает в своих «Записках современника» С. П. Жихарев: «Отец писал, чтоб я похлопотал по березняговскому делу и попросил кого-нибудь в Межевом департаменте Сената о скорейшем окончании этого несчастного процесса, продолжающегося более 17 лет. Рано утром отправился я в Сенат и провозился там до двух часов, отыскивая секретаря Булкина, к которому прежде для справок и наставлений отец адресоваться мне приказал. Булкин с великим огорчением объявил, что он не заведывает более нашим делом и что оно по приказанию обер-прокурора… передано другому секретарю, Степану Степановичу Ватиевскому. „А где ж Ватиевский?“ — спросил я у Булкина. — „А вон сидит там“, — отвечал Булкин. Я обратился к Ватиевскому. Презрительно посмотрев на меня, он спросил довольно грубо: „Что вам угодно?“ Я объяснил, в чем дело. „Сегодня день не присутственный, — сказал он, — извольте прийти в другой раз“. На просьбу Жихарева ответить только, в каком положении дело, секретарь объявил: „Не от нас зависит-с, а от обер-секретаря“». Добравшись наконец до обер-секретаря Крейтера, Жихарев узнал, что дело остановилось за неполучением каких-то новых справок. При этом Крейтер ободрил его и посоветовал «сыскать какую-нибудь протекцию». «Я отвечал, — рассказывает Жихарев, — что… знаком с сенатором И. С. Захаровым, у которого буду сегодня на литературном вечере. „Ну, так и слава Богу! Чего ж, батюшка, лучше? Христос с вами! Успокойте родителей ваших“».