Третье отделение Собственной Е. И. В. канцелярии. Приемная гр. А. Х. Бенкендорфа. Рисунок неизв. художника. Конец 1820-х гг.
До середины 20-х годов в Петербурге с раннего утра, если не сказать с ночи, наибольшее оживление наблюдалось не у министерств и департаментов, а возле скромного деревянного дома на углу Литейной и Кирочной улиц. Дом этот принадлежал Второй артиллерийской бригаде, и занимал его шеф бригады генерал Аракчеев, Рассказывали, что как-то Александр I предложил Аракчееву:
— Возьми этот дом себе.
— Благодарю, государь, на что он мне? Пусть останется вашим. На мой век станет, — скромно ответил генерал.
Уверяли, что бескорыстие Аракчеева в данном случае объяснялось простым расчетом: ветхий казенный дом освещала, отапливала и ремонтировала казна, а перейди он к Аракчееву, все расходы легли бы на хозяина.
Царь видел в Аракчееве, которого назначил председателем Военного департамента Государственного Совета, инспектором всей артиллерии и начальником военных поселений, лучшего исполнителя своих предначертаний.
Какова именно была роль, что отводил Александр узколобому и длиннорукому временщику, язвительнее и точнее всех сказал Иван Андреевич Крылов в своей басне «Пестрые овцы». Речь там идет о том, что царь зверей Лев не взлюбил пестрых овец, однако попросту передушить их не хотел, так как желал «сберечь свою на свете славу». И правосудный монарх воспользовался лукавым советом Лисы:
Эта крыловская басня — единственный случай! — в 1823 году была запрещена цензурой и при жизни автора не печаталась. Слишком прозрачным оказалось уподобление басенного царя царю петербургскому и басенных душителей «овец» — главному российскому людоеду Аракчееву, которого Александр еще в павловское время, не обинуясь, называл мерзавцем. Ему как раз и была поручена роль мерзавца. Щепетильный Александр нуждался в мрачном живодере, готовом взять на себя ответственность за бесчеловечное внедрение военных поселений, кровавую муштру в армии, периодические гонения на просвещение, либерализм и здравый смысл. Петербургское общество охотно винило во всех внутриполитических безобразиях не свободомыслящего императора, а «подлого» и «гнусного» Аракчеева. Между тем граф, прекрасно осознавая цели Александра, изо всех сил старался быть полезным царю и как мог подыгрывал хозяину, изображая из себя, по собственному выражению, «неученого русского дворянина», эдакого цепного императорского пса. Граф всячески выставлял напоказ свою преданность государю, а после смерти Александра свою близость с покойным и преданность его памяти. Так, Аракчеев самовольно, без цензурного разрешения, напечатал письма к нему Александра. Император Николай приказал это издание изъять и сжечь. В своем завещании Аракчеев сделал, между прочим, следующую запись: «Я, нижеподписавшийся, генерал-от-артиллерии, граф Алексей Андреев сын Аракчеев, благоговея и за пределами гроба к незабвенным подвигам и душевным добротам беспредельно чтимого и любимого мною Государя Всероссийского Императора Александра Павловича, удостоившего меня Высочайшей своей доверенности, взношу в нынешнем 1833 году пятьдесят тысяч рублей ассигнациями в Государственный Заемный банк, — с тем, чтобы сия сумма оставалась в оном девяносто три года неприкосновенною со всеми приращенными на оную в продолжение сего времени процентами, без малейшего ущерба и изъятия. Сумма сия назначается тому из Российских писателей, который через сто лет от кончины в бозе почившего Венценосца, то есть в 1925 году, напишет на российском языке „Историю царствования Императора Всероссийского Александра I“ лучше всех, то есть полнее, достовернее и красноречивее».