— Мы домой поедем? — с надеждой в голосе спросила Маруся.
— Нет, проводник ты мой пушистый, не поедем — по-доброму сказал Тимофей Иванович и взял её на руки.
— А что мы будем делать? — снова спросила она.
— Завтра у Димы важный день. Он предстанет перед серебряными и получит заслуженную награду за отличную учёбу. И за успешные результаты экзаменов. А потом, он сможет попросить одно единственное желание у них. И они исполнят. Вот он и нервничает, «прозрачный» наш. Многое хочет попросить, а не получится — ответил он и посмотрел на меня.
— Да понял я, не дурак — проворчал я под свой нос и попытался не испортить всем настроение окончательно. Нужно было перекусить, иначе от голодных спазмов желудка некуда было уже деться. Дойдя до нелюбимого кафе, я первым делом попытался абстрагироваться от происходящего. Не видеть сопливого вурдалака и кривую ведьму ещё было можно, если постараться, а вот не увидеть хозяина «чёрного» ведомства, который преспокойно сидел за столиком и пил свой кофе, я не смог. Отвратительная муть, где-то из глубины моего организма подступила к горлу, и я, не сопротивляясь ей, смело подошёл к Иллариону.
— Приветствую вас, о — хозяин, из всех хозяинов, вместе взятых. Позвольте присесть за столик к вам, дабы разрешить начинающийся спор, который может перерасти в открытый конфликт, если мы, как цивилизованные маги, не разрешим его сами. Что скажете? — спросил я.
— Ничего не скажу, потому что столовая и баня — это центр временного перемирия абсолютно всех ведомств. И ты, Дима, как бы не хотел, ничего сделать мне здесь не сможешь. Не работает магия в этом кафе. И тем более, ты «белый». У вас, малахольных, вообще нет понятия поднять руку на кого-либо из каких либо, и т.д. Садись, коли пришёл — ответил он и уставился в одну точку, допивая бурду из стакана, который, кстати, отвратительно вонял. Я посмотрел на своих. А смотреть то было и не на кого. Они давно ушли с Тимофеем Ивановичем за его столик, и уже Татарин вовсю орудовал подносом, бегая по залу. Я сглотнул голодную слюну, посмотрев на блинчики в тарелке у домового, который специально пробегал мимо меня, и я сдался. «Разберусь с ним обязательно, но позже» — думал я и поспешил к своим.
— Дима, ты нарываешься на скандал с «чёрными». Если так дальше пойдёт, ты у меня практику проходить будешь в Африке. То ещё наказание. О своих пушковых подумай, врятли Марусе понравится соседство с анакондой. Она конечно бессмертная, но перерождаться ей, каждый день придётся. Оно тебе надо, к горшку ежедневно приучать? — спросил медведь и внимательно на меня посмотрел.
— А что, такое возможно? — снова спросил я и мои глаза полезли на лоб.
— А ты что думал, что по матушке России кататься будешь по трубам, и в своей любимой деревеньке кур нянчить? Ан нет, дорогой мой. Жить «белого» мага гораздо серьёзней, чем «чёрного». У этого ведомства мозгов хватает только убивать и карать. А это куда проще, чем спасать и помогать. И решать, а достойному ли человеку ты службу служишь. Ешь блины, Дима, и думай головой, а не эмоциями — сказал хозяин и полил свою порцию жареного теста мёдом. Зажмурился от наслаждения, и глубоко вздохнул. Я последовал его примеру. Поковырялся в тарелке, съел блин и уставился в пол. Отвратительно было себя ощущать абсолютно беспомощным в данной ситуации. Ну в принципе, зачем я вообще лезу? Ну не захотела девочка против меня заклинанья кидать, прекрасно помня, чем это всё закончилось прошлый раз. И я, со своей стороны, твёрдо уверен, что она мне ну никак не пара. Невозможно это. Несмотря на цвета наших ведомств, которые кардинально отличались друг от друга, я недопонимал, почему же всё-таки ищу справедливости для неё. Может зацепила чем? Или играет моё упрямство против меня же? Долго размышлять над этим мне не дал Тимофей Иванович.
— Дима, пора собираться на завтрашнюю церемонию. Одежда есть? — спросил он.
— Да, есть такое. Мне Ольга на новый год подарила белый костюм. Сказала, пригодятся. Думаю, в нём и пойду. Нормально будет? — сказал я и выпил невкусный кофе.
— Вполне. Главное, чтобы белое было. Что просить будешь? — снова спросил он.
— Хочу Сергею, педагогу по «чёрным» грудь каменную попросить убрать. Ему очень тяжело. Антонине хочу голос вернуть. Камиллу чтобы не наказывали, тоже хочу попросить. Как-то так — сказал я.
— Нельзя. Только одно пожелание — нахмурившись, произнёс медведь.
— На то они и правила, чтобы их нарушать. Кто решил, что нельзя три желания? Нейтральные? Пусть меняют устои, а то так и будем в одной столовке с вурдалаками хавать. Противно до блевотины, и неправильно кстати это. А им всё равно, они видите ли вот так видят центр все равных. Я даже не могу убрать вон тот гнойный прыщ у лешего, который вот-вот лопнет и забрызгает маленького эльфа, который ни в чём не виноват. Ну вот зачем это всё нужно было придумывать? — уже вовсю орал я и выходил из «берегов» своего упрямства, не ведая преград.
— Тише, Дима. Ну что за тон? И что за поведение? И кстати, что за жаргон у тебя? Быстро успокойся. Хорошо, давай поговорим с нейтральными, может они и пойдут на уступки, раз ты им магию обогащения так щедро во время экзамена продемонстрировал. Они теперь долго будут на золотых тарелках свою еду клевать. Кстати, очень много сделал. Боюсь, экономика серебряных начнёт очень быстро идти в гору. Я, кстати, вопрос задам завтра. А что это собственно значит, когда на экзаменах вот такие вот билетики появляются. Ты им, между прочим, на триста лет обеспечил достойное существование своей магией. И с какой такой стати, они не поделились с ведомствами твоей щедротой. Ты пять часов пахал, а они даже один шарик не дали. Жадины — с обидой в голосе ворчал медведь и накладывал в свою тарелку очередную порцию блинов. Татарин, по моим подсчётам, сбегал с подносом уже четыре раза к раздаточному столу для белых. Улыбаясь, я попросил его сходить ещё разок и принести мне сосисок. Очень хотелось хоть что ни будь мясного. Он сбегал, ему было не жалко. Я с удовольствием съел две порции жареных сосисок с острым соусом, запил всё апельсиновым соком и жизнь мне показалась уже вполне сносной. Мои конкретно округлились на уровне живота, полопали от души у даже начали клевать носом.
— Ну что, пошли готовиться к завтрашнему счастливому событию? — спросил меня Тимофей Иванович.
— Да, пожалуй, можно потихоньку трогаться — сказал я и встал со своего стула. Гнойник у лешего всё-таки прорвался, и конечно же забрызгал своей зелёной слизью всю светленькую одежонку маленького эльфа. Волна гнева настолько захлестнула меня, что, не сдержавшись, я подошёл к лешему, и дал ему очень хорошего «леща». Забрав заплаканного эльфа, и снимая ему по дороге испачканную одежонку, я успокаивался сам и успокаивал его.
— Не плачь. В следующий раз, ребёнок, не садись к плохим дядькам за столик. Иначе, можно ещё и не на такое нарваться. «Чёрные» отвратительны по своей сути. Не воспитанные уроды, которым не ведам этикет или на худой конец правила поведения за едой. Услышал? — спросил я у эльфа.
— Спасибо, «прозрачный». Мне никто никогда не помогал. У меня семья огромная, сто восемнадцать братьев, и сто шестьдесят сестёр. А я один единственный экзамен по отварам завалил. И пришлось на пересдачу ехать, без них. Страшно очень было, но куда деваться. Как сюда без своих попал, так и растерялся. А эти «чёрные» как с ума посходили. Так кошмарно мне ещё никогда не было — верещал и плакал одновременно всю дорогу до гостиницы эльф. Я ему сочувствовал, орал на серебряных не стесняясь, ну и конечно получал нагоняй от хозяина, за подзатыльник, который я «выписал» лешему. Ну за «леща» мне по «ушам» получать было приятно. Затрещина вышла смачная, прям от души. Ох как я ненавидел в тот момент чёрных, кто бы знал…