— Просьбу не удовлетворяем. Прекратить балаган. То, что выдаёт ученик в виде результата экзамена, это наше дело. И мы непосредственно причастны к этим дарам, потому что в отличии от вас, уважаемых, у нас ученики крайне редко задерживаются. Вы их ещё на начальном зародыше к себе забираете. А нам как жить? Мы тоже кушать хотим, дорогие мои. А Дима, вам ещё посадит, он рецепт наизусть знает — сказал ястреб и грозно привстал со своего кресла. Стало немного страшновато.
— Понятно, нейтральные как всегда, уходят в «серебро» — сказал недовольно Илларион и встал со своего стула.
— Ну если у вас больше претензий нет, заседание объявляю закрытым — сказала сова.
— Есть ещё одна маленькая просьба, уважаемые! — вставая со стула сказал мой хозяин.
— Слушаем — коротко отчеканил ястреб.
— На то золото, что вам перепало, постройте пожалуйста ещё одно кафе. Невозможно принимать пищу с лешими и вурдалаками в одном помещении. Я давно вас просил об этом. Мы часто посещаем вас и с Илларионом проследим, чтобы вы нашу очередную просьбу про отдельное кафе, удовлетворили — сказал Тимофей Иванович и потянув меня за рукав пиджака, таким образом пригласил выйти из зала.
— Мы подумаем — сказала сова нам в след.
— Ага, как всегда. А мы опять через полгода будем друг другу на пятки наступать — сказал Илларион и пошёл на выход, вслед за нами.
На морозном свежем воздухе, после душного помещения, моя голова слегка «посветлела». Дело было сделано, и нам пора было транспортироваться. В упор не знал, куда, зачем и было немного боязно от этого, но выхода не было. Нужно было идти за хозяином, раз он так решил.
Как будто читая мои мысли, медведь посмотрел на меня и сказал:
— Не переживай, всё будет хорошо.
— Хорошо, я уверен, что ничего плохого со мной не случится. Куда мы уезжаем, всё хотел спросить.
— На белое озеро. Там я буду посвящать тебя в белые маги. И давать амулет из нашего ведомства. Это очень важно для тебя. И удостоена эта честь далеко не каждому «прозрачному», поверь мне.
— А мои пушковые не проходят этого обряда? — снова спросил я.
— Пушковые рождены магами. А ты не рождался совсем. Я говорил тебе уже это. Поэтому, мы и транспортируемся сейчас туда, где произойдёт великое событие, которое перевернёт всю твою бесконечную жизнь — ответил он и повернулся к серебряной дорожке головой, чтобы разглядеть моих домочадцев. Сделав жест рукой, он подозвал их, чтобы подошли. Они не заставили себя ждать.
— Поздравляю, Дима. Что в распределительном листе написано? Надеюсь, не Северный полюс? — спросила Маруся.
Я развернул лист. На нём было чётко обозначено следующее: «Распределение Дмитрия «прозрачного» в Лесное царствие (Алтайский край)». Срок практики — двести семьдесят лет». Прочитав своим текст, услышал и увидел положительные эмоции.
— Круто, я в Алтае ещё не была. Ура! — радовалась Маруся.
— Здорово, конечно! Мы уже сейчас поедем? — спросил Вася.
— Дружно взялись за руки, друзья мои. Мы транспортируемся к белому озеру. Не теряемся. Собрались — строго сказал Тимофей Иванович и крепко взял меня за руку. Я подхватил своих, и распределив их по своим местам, зажмурил глаза. Пора.
Глава № 17
I
Транспортировка не удалась. Это я почувствовал сразу, как только мои ноги коснулись земли. Вроде всё цело, а что — то не, то. Внимательно прислушавшись к своему телу, я понял, что не так. У меня не получалось давать команды из головы. Просто не слушалась она меня, и всё тут.
— Дима, ты главное не нервничай. Нужно привыкнуть к этим ощущениям. Здесь не работает система человеческой жизнедеятельности, и привычные движения даются с трудом. Просто расслабься — сказал Тимофей Иванович.
— Смотри, Дима. Ты так не умеешь, пока — похвалилась Маруся и кувыркнулась через голову прямо в воздухе. Я ошалело смотрел на свою пушистую красотку. Было видно, что она здесь не впервой и прекрасно ориентировалась в происходящем. Мне же было не до веселья, потому что я начал задыхаться Лёгкие не наполнялись кислородом, заставить подниматься и опускаться диафрагме я не мог. Так как я мужик, и плакаться мне не пристало, я просто молча умирал. Да и позвать на помощь не мог, рот меня не слушался. Когда сопротивляться страху и паники больше не было сил, я рухнул сначала на колени, а потом упал навзничь окончательно. Трава, которая была здесь неестественно зелёной, приняла меня как родного.
Лежа на земле, я начинал понимать, что тот биологический финал, который очень близко подошёл ко мне, на самом деле очень страшен. Широко открыв глаза, и смотря на бесконечное небо, я сам себе напоминал какого — то далёкого актёра, в каком-то странном фильме. Очень много воспоминаний о прошлой жизни толкались в моей голове, мешая сосредоточиться хотя бы на одном. Нет, не было истерики. Просто наступала пустота. Фиолетовые круги перед глазами подсказали мне, что скоро моё сознание покинет меня и мне нужно торопиться.
Вот я стою на школьной линейке в компании друзей, которым учитель физкультуры делает замечание по поводу отвратительного поведения. А вот моя первая девочка Лена, которая после выпускного бала, робко взяла меня за руку и отвела в кабинет физики, чтобы в атмосфере пыли и портретов учёных на стенах, робко поцеловать в губы, по-взрослому. А вот воспоминание, которое протиснулось в мою голову, нагло отпихивая всех остальных. Ольгина голая спина, которую так нежно и робко я поглаживал своими пальцами, признаваясь ей, что влюблён. Рой картинок, которые всплывали и гасли, вдруг ушли. И я остался один на один с тишиной. Она была нелепа в своей наготе, как будто пришла специально, чтобы забрать. Я был готов.
Закрыть глаза не удавалось, и картинка мира начинала гаснуть. Единственное, что придавало сил, это моя кошечка Маруся, которая легла мне на грудь и смотрела мне прямо в глаза.
— Не бойся милый мой хозяин, ничего не бойся! Я с тобой, мы все с тобой. Ты умираешь — это нормально. Мы знали об этом, и знали об этом древнем обряде посвящения. Но не имели право говорить тебе об этом. Ты бы испугался, ведь несмотря на то, что ты не рождался, ты должен умереть. Обидно и странно, но в этом нет ничего страшного. Ты просто уснёшь, и снова проснёшься — говорила Маруся и гладила меня своей мягкой лапкой по щеке. Она плакала, я видел это. Видеть кошку, которая мне на грудь роняет крупные, с горошину слёзы мне ещё никогда не приходилось. Отвечать я не мог, но я чувствовал смерть. Мне было больно. Всё тело горело и полыхало огнём, мелкие иголки впивались в моё бездыханное тело так часто и много, что я даже не считал, сколько раз, хотя поначалу пытался это делать.
— Чего там Тимофей Иванович так долго ходит? Пора уже волков привести. Дима уже плёнкой покрылся. Вот ведь медведь нерасторопный — ворчал под нос Вася, который тоже пристроился у меня на животе, вытянув по-хозяйски ноги.
— Кто ни будь вообще может мне объяснить, что происходит с нашим хозяином? Я в этом «шоу» учувствовать не хочу. Отвратительное зрелище. Лежит, умирает, а я помочь не могу. Что это за место такое? И как вообще потом это раз видеть? А? — уже вовсю орал Татарин, вращая своими круглыми глазами, испуганно заикаясь на каждом слове.
— Это белое озеро, поэтому не ори здесь, — начала объяснять Маруся, — нужно Диму к обряду готовить и давай, старайся не мешать. Я вообще считаю, что домовой должен щи варить и яйца уметь в крутую варганить, а не по обрядам с хозяином шастать. Зачем его взяли, непонятно. А раз припёрся, сиди и жди.