Когда я протянул свой билет, он нахмурился и посмотрел на меня, словно ища что-то. Я пришел ему на помощь.
«Мы соседи, сказал я. — И я проверяю билеты на станции. В Блакеберге».
«Точно, сказал он, пробивая мой билет. — Спасибо за подсказку. А то я бы целый день голову ломал».
Последовала короткая пауза. Я хотел сказать что-то еще, но все возможные вопросы казались навязчивыми. Вряд ли стоило спрашивать о том, какие книги они читали или какой трек «Аббы» его любимый. Он спас ситуацию, выбрав единственную на тот момент нейтральную тему.
«В Осло едете?» спросил он.
«Да. Хочу посетить Музей Мунка. Никогда там не был».
Он кивнул, и я задумался, следовало ли уточнить «Эдварда Мунка». Может, он не интересуется искусством. Поэтому я удивился, когда он спросил: «„Поцелуй“. Вы видели эту картину?»
«Да. Но не подлинную».
«Подлинная в Музее».
Казалось, он хотел добавить что-то еще, но пассажир, сидевший впереди меня, помахал своим билетом. Человек, которого потом я узнаю под именем Стефан, пару раз щелкнул щипцами в воздухе и сказал: «Это чудесный музей. Вам понравится?» и продолжил свое занятие.
Когда на следующий день я пошел в музей, то не мог не обратить особое внимание на «Поцелуй», особенно потому, что эта картина уже была одной из моих любимых. Как я уже сказал, у меня есть привычка анализировать, поэтому я не мог не связать картину с тем, что я, как мне казалось, знал о своих соседях.
Это скорее похоже на два тела, тающие вместе, чем на поцелуй. С одной стороны, на картине изображен поцелуй, равных которому нет; союз, в котором двое сливаются и становятся единым целым. Но с другой стороны, картина очень мрачная, и в положении двух тел чувствуется агония, будто мы наблюдаем за чем-то неумолимым и болезненным. Что бы она ни выражала, на ней изображены два человека, полностью растворенные друг в друге и переставшие существовать по отдельности.
Мне казалось, что из картины я узнал что-то о своих соседях, но в то же время я говорил себе не придавать ей особого значения. Ведь картина нравилась даже мне, а я был совсем один.
В свете того, что случилось потом, я хотел бы отметить еще одну интересную деталь: я долго простоял перед картиной под названием «Вампир». Здесь снова изображено что-то вроде поцелуя, тающие тела. Но мы видим утешение или смертельный укус? Это рыжие волосы женщины облекают мужчину в забытье и прощении или это течет кровь? Как бы то ни было, мы видим таких же безликих людей, как и в «Поцелуе», такой же слепой и мучительный симбиоз.
Через несколько дней после моего возвращения из Осло я проходил мимо балкона, где Стефан сидел и читал «Идиота» Достоевского. Не заговорить было бы невежливо, поэтому я что-то сказал, он сказал что-то о Достоевском, я сказал что-то о Мунке и он предложил мне чашку кофе. Так все и началось. Короче говоря, потом я выпил у них еще не одну чашку кофе, а в сентябре был приглашен на ужин.
Я должен извиниться за столь долгий рассказ о моей поездке в Осло, лишь для того чтобы объяснить, как началась наша дружба. Но, как я уже говорил, оглядываясь назад, я вижу в этом смысл. Конец был уже заключен в начале, так сказать.
Мне было легко со Стефаном и Карин. У нас были схожие интересы и, что важнее, схожее чувство юмора. Как и мне, им нравилось переиначивать идеи и убеждения. Например, мы могли подолгу размышлять о том, что бы было, если бы острова свободно дрейфовали, какую иммиграционную политику ввели бы власти и т. д.
Однажды вечером, когда мы сидели на балконе и пили вино, я спросил, как они познакомились. Неожиданно они приняли загадочный вид и взглянули друг на друга так, будто их связывала шутка, понятная лишь им двоим. «Мы познакомились… в ходе расследования», наконец ответила Карин.
«Какого расследования?»
«В Блакеберге».
«Инцидент в …бассейне?»
«Да. Стефан был свидетелем, а я его допрашивала».
«Свидетелем? — я посмотрел на Стефана. — Но ведь ты тогда еще здесь не жил».
Стефан взглянул на Карин, будто спрашивая разрешения рассказать о еще не оконченном расследовании, и она кивнула.
«Оскар Эрикссон, сказал Стефан. — Я пробил его билет. В поезде. На следующий день после происшествия. Так что фактически я был последним, кто его видел».
«А кто-нибудь еще его видел?»
«Это нужно Карин спросить».
«Извини, сказала Карин, добавляя в мой бокал вина, словно компенсируя таким образом свой отказ. — Расследование еще не окончено, и я не могу… понимаешь?»