Чиновник был любезен, рассказал, где лучше снимать, охотно согласился подъехать и принять участие, напоследок признался:
— Я люблю русских, — и старательно выговорил, — До-сто-ев-ски, Алекзэндэр Пуськин!
— Пуськин, твою мать! — ругался Сашка, лавируя по Манхэттену между велосипедистами и конькобежцами.
Какая-то мысль из Довлатова мелькнула и потерялась, важная, достойная, надо вспомнить обязательно. Не такой уж Довлатов мыслитель, но потерянная мысль казалась глубокой.
Слева за Гудзоном садилось солнце в бурую пыль, мрачные дома Гарлема из коричневого и фиолетового кирпича, стали красного, кирпичного цвета, кирпичные негры во дворах играли в баскетбол. Становилось душно. «Все у них через жопу!» — разозлился Сашка, включил приемник и настроился на погодный канал. Бойкий, как у футбольного комментатора голос обещал к ночи тридцать четыре градуса по Цельсию, потом начал сыпать прибаутками. Сашка выключил приемник.
Сейчас надо заехать к незнакомым людям. Это в Ингелтауне, Нью-Джерси, недалеко от дома.
Звонила Мария. Ее знакомый Володя Кучеренко намерен снять дачу для жены и трехлетнего Ваньки в апстейте, на границе Пенсильвании. Можно войти с ним в долю и отправить туда Аньку. В самом деле — июнь кончается, болтается она во дворе со своей черной подружкой. А они бы приезжали, по очереди, на уик-энды.
Сашка знал эти дачи, бывал там — их традиционно снимала русская, вернее харьковская интеллигенция Нью-Йорка. Полдюжины коттеджей, лес вокруг, дикий, индейский, в основном из платанов, кленов, акаций и многих еще незнакомых растений. Полно оленей, скунсов, енотов, мало ли еще чего — говорят, даже белые грибы есть. И все это на берегу роскошного озера, набитого форелью.
Эх, если бы Карлик остался. Вытащили бы Эдика и Ян Яныча. Чем ему здесь не Карелия. Лодку, мотор — все это можно купить хоть сейчас, но…
Был Славик, единственный человек, и тот женился. Авенариус взрослый, обремененный четырьмя детьми и двухэтажным домом. Супочев? Суп — жлоб с Молдаванки…
Ладно, что еще за Володя Кучеренко. Что-то Сашка слышал о нем — не такая уж большая деревня Нью-Йорк. Ему лет пятьдесят, долгое время работал шеф-редактором АПН в Мексике, стукач, значит, далее — последние три года работает программистом. Выходит, голова есть. Жена Айрин, сын Иван. С Марией у него общие знакомые в Новом Русском Слове. В Америке лет десять. Посмотрим.
В Новом Русском Слове матерятся все, как в зоне, от главного редактора до уборщика-поляка. Считается это особым, изысканным вариантом ностальгии.
— Надо же сохранить культуру, — говорит журналист, обозначенный Довлатовым, как Дроздов. Что же это, никак не вспомню…
Володя Кучеренко оказался благообразным, мягким, седым, общительным человеком. У них были гости — старичок и старушка из Бруклина, дальние родственники, новенькие, как понял Сашка.
Айрин, в прошлом Ирина, парикмахерша из Киева, показывала старичкам квартиру. Володя подмигнул и потащил Сашку в кухню.
— Текилы? Пива?
Сашка помотал головой:
— Башка болит.
— Старик, как хочешь, а я выпью, пока…
Кучеренко показал бутылку текилы.
— Видишь, написано: текила текила. Это значит — настоящая, из деревни Текила. Уж я-то знаю, не одну бочку выпил.
— Давайте лучше поговорим.
— Сейчас. Айрин гостей спровадит.
— Этот столик, с покрытием из настоящей крокодиловой кожи, — рассказывала Айрин, — Володе подарил босс, за хорошую работу. Бонус, так сказать, если вы, конечно, знаете, что это такое.
Старички вежливо трогали пальчиками бонус.
— Когда встал вопрос, — продолжала Айрин экскурсию, — мы с Володей сделали семейный совет и взяли двухбедерную — впоследствии мы будем иметь много детей.
«Да ей за сорок», — удивился Сашка.
— Пойдемте, пожалуйста, дальше. Здесь у нас — джакузи, если вы знаете, что это такое…
«Ну, Мария…» — закипал Сашка. Гости ушли.
— Присаживайтесь, Александр, — сказала Айрин. — Володя мне много рассказывал о вас.
«В конце концов это неважно, — думал Сашка, — главное, чтобы пасла Аньку, а общается с ними пусть Машка».
Они договорились об условиях.
— Ладно, — сказал Сашка, — я все расскажу Марии.
— Бай-ба-ай, — сказала Айрин и ослепительно улыбнулась, — Александр, я надеюсь, мы будем хорошими друзьями.
Сашка снял очки и потер переносицу.
— А подите вы на хер, — ровным голосом сказал он, — если, конечно, знаете, что это такое.