Как опытный технический дипломат Константин Иванович избрал единственно правильную тактику поведения. Он никогда никому не возражал и никого не переубеждал. Мягко соглашался с каким-то начальником СМУ. Но точно так же не возражал и против доводов его оппонента. Если же конкурирующие стороны сходились в рукопашном бою на оперативке в его кабинете, то он искренне заливался смехом, слушая их многоярусный изощренный мат. А потом усаживал их вдвоем друг против друга за отдельный стол, подставлял глубокую пепельницу, графин с водой и вежливо предлагал:
— Ищите, товарищи дорогие, общий язык. Когда найдете — дайте знать.
Интересно, что без публики и зрителей у них сразу исчезал актерский пыл, и они переходили на деловой тон вынужденного компромисса.
Ко всей суматохе и неразберихе, царящей в зоне, Константин Иванович относился по-философски спокойно. Он понимал, что время неуклонно отсчитывает свой счет. В бетонном лабиринте ежедневно с утра до поздней ночи, работают тысячи людей. И, значит, независимо от него лично и независимо от кого бы то ни было вообще дело неумолимо продвигается к своему завершению. Маховик крутится уже восьмой год. Его невозможно остановить, изменить скорость. Все основное оборудование уже изготовлено и большей частью находится на складах или монтажных площадках. И потому — через год ли, через два — все системы будут смонтированы и отлажены. В стальной корпус реактора будет в конце концов загружено ядерное топливо! Рано или поздно физический пуск реактора будет произведен. И Василенко был уверен, что произведен успешно.
Он вспоминал о своем участии молодым специалистом в сборке РДС-1, первом атомном взрывном устройстве на Семипалатинском полигоне. Тогда, в 1949 году, многие конструкторы и большие ученые допускали возможность неудачи или неэффективного взрыва. Василенко, молодой монтажник, был уверен, что все пройдет нормально, потому что он — „везучий”. Сейчас в Шевченко он тоже был уверен в конечном успехе. Раздражало до обиды другое. Проект этого мощного быстрого реактора был закончен намного раньше подобных проектов в других странах. И вот Франция со своим быстрым „Фениксом” начинает нагонять. Между прочим, французы удивлялись советскому долгострою. Когда много позже, после пуска, Василенко встретился с французскими специалистами, он никак не мог объяснить им причину этой задержки. Переводчик испытывал неимоверные трудности при объяснении таких ситуаций, когда труба в одном помещении имела место, а в соседнем — обрывалась, или вдруг произвольно изменяла свое направление. Французы никак не могли уразуметь такие простейшие монтажные истины. Где уж им до охвата всей таинственной русской души?
В первые месяцы работы на новом месте Тимофеев и Василенко испытывали чувство растерянности и придавленности. Это было связано с необузданной грандиозностью строящегося объекта. По сравнению с „домашними” челябинскими реакторами, БН-350 производил на них впечатление повзрослевшей пирамиды Хеопса или увеличенной десятикратно Вавилонской башни. И только постепенно они оба притерлись и втянулись в сумбурный научно-технический хаос.
На личном фронте у Константина Ивановича все как-то уладилось. После разрыва с бывшей женой, от подсознательного воспоминания о которой он иногда вздрагивал по ночам, жизнь предстала перед ним переливающейся замечательными красками, тишиной и спокойствием. Выяснилось, что птички прекрасно поют по утрам. Море изумительно красиво плещет волнами. И вокруг много прекрасных и, главное, трезвых женщин. „Это же настоящее счастье — жизнь!” — думал он, глядя на себя в зеркало. На него смотрел человек приятной наружности, с правильными чертами лица, темными, зачесанными назад волосами.