И предложил вдруг:
— Хотите, я покажу вам еще одну любопытную вещь?
Кажется, он нашел того, кого искал. Я кивнул.
Мы обошли собор со стороны колонн средневековой базилики, оказались перед задней, северной его стороной, по которой поднималась ржавая пожарная лестница, перебитая посредине взрывом снаряда, оставившего в стене глубокую выбоину.
— Гляньте-ка наверх, — мой провожатый показал пальцем под самый карниз.
Там, поверх всего сумасшествия, оставленного на храме войной, кто-то, рискуя жинью на перебитой снарядом, донельзя проржавевшей лестнице, написал красной масляной краской:
ПУСТЬ БУДЕТ ВЕЧНА ЛЮБОВЬ!
— Черт знает что! — произнес я единственное, на что в эту минуту был способен.
— Вот именно, — подтвердил художник. — Но я уверен: такое можно увидеть только на этом мысу!
Я смотрел и смотрел на надпись, задрав голову, и ничего не ответил, хотя о мысе думал примерно так же.
Теперь время рассказать о себе — мне на этот раз нужно представить будущего слушателя художника и объяснить, почему он его (меня) выбрал.
Я пробыл на этих берегах, в военно-морском городе, в границах которого находился и мыс с древнегреческими развалинами, четыре года. Я оставил здесь, за высокими заборами и колючими проволоками двух воинских частей, в их казармах на 120 человек, в ротных строях, у береговых пушек и безрадостного тогда моря свою юность, ту юность, которую мои друзья, оставшиеся на "гражданке", проводили, верно, ох как иначе.
И я считал, что этот город, море, берега, бухты кое-что мне задолжали — я много чего здесь, повторю, оставил. И теперь, бродя по знакомым улицам, по берегу моря, вторично — нет, заново! — открывая мыс, запоздало понимал, что все-все здесь неповторимо красиво; я пытался получить с этой местности хоть какую-то отплату, на которую, был уверен, имею полное право.
Вот какое у меня сложилось отношение ко всему здесь, и когда незнакомый пока еще художник произнес ключевую для меня фразу "такое можно увидеть только на этом мысу", я насторожился и приготовился к своей главной роли — слушателя, на этот раз очень внимательного. Мыс должен был чем-то со мною поделиться.
— Виктор Кубик, — представился мне рыжебородый и протянул руку. — Вы не против кружки пива в эту пору?
Пиво было за оградой музея, в одном домике с продовольственным, невероятно бедным магазинчиком. Высокие столики, и наверняка разбавленное пиво, но прохладное и "питкое" (удачный термин виноделов) после июньского солнцепека.
Отпивая глоток за глотком, мы обменялись сведениями о городах, откуда приехали, о профессиях — он художник, я журналист.
— Журналист? — почему-то обрадовался Виктор. — Тогда кому-то из нас повезло!
— Чем?
— Мне тем, что меня поймут, а вам — интересным, на мой взгляд, материалом. — Он уже не сомневался в распределении ролей Рассказчика и Слушателя. — Дело в том, что здесь со мной происходят преудивительные вещи…
Мы заказали еще по кружке и поговорили о своеобразной красоте небольшого этого полуострова, которая и определила много веков назад его судьбу. Из далекой заморской Гераклеи в поисках удобного для житья места приехали сюда в пятом веке до нашей эры колонисты, заметили мыс и удобную гавань за ним, поселились и скоро построили целый город, где дома чуть не соприкасались друг с другом. Все хотели жить на этом мысу, но селились здесь только богачи, землевладельцы, чьи загородные усадьбы находились в степи, далеко за городом. Там находились управляющие и рабы, обрабатывающие хлебные поля, сады и, главное, виноградники. Полис просуществовал две тысячи лет — много ли на земле других с такой же долгой историей?
Дома подходили к самому морю, иные стояли прямо над обрывом берега, во время штормов брызги разбивавшихся о рыжий ракушечник волн залетали во двор, а от ударов воды звенела на полках посуда и раскачивались огоньки в глиняных светильниках… Что за люди жили здесь?
Разговор, я чувствовал, все ближе и ближе подходил к тому, что было "преудивительными вещами", которыми заинтриговал меня художник в самом начале знакомства, но оно все-таки было еще слишком непрочным и не позволяло ему делиться сокровенным. Виктор предложил назавтра понырять с маской и подводным ружьем, я обрадовался, потому что и сам был подводным охотником. Мы договорились о времени и месте встречи, я отправился домой, а художник вернулся к собору заканчивать рисунок.