Запечатлев мою начинку, врач дежурно отфутболил нового осужденного дальше по инстанции, напутствовав первой тюремной мудростью:
— При любых проблемах обращайся сначала к старшему по блоку. Он решит, куда тебя направлять.
Последним этапом обустройства значилась санобработка, совмещённая с хозяйственной частью.
Смахивало на казарму при вербовочном пункте: сначала душ из горького, пахнущего хвоей, дезинфектанта, следом — хмурый сотрудник, выдавший комплект нижнего белья, полотенце, гигиенический гель, безопасную бритву с зубной щёткой, оранжевую робу и тапочки. Моё старое, армейское барахло отправилось в зев утилизатора.
— Одевайся, — бросил хозяйственник. — Подстрижёшься в блоке.
Я провёл рукой по мокрым волосам. Зарос. На позиции не стригся, в камере «Юга» мастера элегантных причёсок тоже не нашлось. Привычная полоса, называемая сержантом Бо «ирокез» и являющаяся штатной причёской моего взвода, основательно вымахала в длину, подпираемая с боков свежей шерстью. Раньше, пока бегал от всех, наоборот, отпускал шевелюру, пряча чип за ухом, а в «Титане» плюнул на всё и вернул себе привычный вид.
— Освобождай помещение!
В длинном, широком переходе сопровождающие здоровяки затеяли инструктаж:
— Твой блок «А». Твои права узнаешь у старшего по блоку. Обязанности тоже. Ты — оранжевый. Существует три вида заключённых: синие — срок до пяти лет, зелёные — от пяти до десяти, и оранжевые — от десятки и выше. В чужие блоки не заходить. По первому требованию охраны прекращать любую деятельность. Слово администрации — закон, — я был далеко не первым, кто вынужденно пропустил ознакомление с внутренними правилами, потому понимал — следует запомнить всё сказанное. Второй раз повторять не будут. — Оранжевые считаются социально опасными. Им запрещается, — дальше следовал обширнейший перечень ограничений, судя по которому, более отверженного сукиного сына, чем я, в галактике не сыскать. Какие уж тут права... — Любое нарушение правил карается согласно тяжести содеянного. За драку — карцер. За нанесение телесных повреждений, кражу или лжесвидетельство — по уложению об уголовных преступлениях в рамках компетенции начальника тюрьмы. Тяжкие проступки влекут за собой новый срок, добавляемый к имеющемуся.
Так, под занимательную лекцию, я дошёл до своего нового дома — камеры № 119. Нумерация повторялась дважды: справа от решётки небольшими, аккуратными цифрами и в самой камере, на противоположной от перекрывающей вход решётки, стене. Там — под трафарет, оранжевыми, в тон робе, метровыми символами.
Вход почему-то оказался открыт.
— Оставь вещи здесь.
Моё бесплатное обиталище более всего походило на узкий, светлый пенал размерами два на пять метров. С двухъярусной койкой, неогороженным санузлом, совмещённым с рукомойником, знакомыми жёлтыми кругами на стене и полу, с полным отсутствием иной мебели. Обе койки выглядели свободными.
Бросив бельё на нижнюю, я попытался порадовать себя вожделенной водой, буквально чувствуя на губах влажную прохладу, однако резкий окрик охранника перечеркнул все планы:
— Потом обживёшься! К надзирателю!
С сожалением оторвал взгляд от крана. Попросить разрешения напиться?
Ну его... Не так уж и долго терпеть осталось. Интуиция подсказывала, что скоро всё закончится.
Выскочив в коридор, повернулся лицом к стене — одно из обязательных условий, узнанных по дороге: при передвижениях в сопровождении сотрудников администрации осужденный всегда, без напоминаний, стоит рылом к ближайшей вертикальной поверхности со сведенными за спину руками, если нет других распоряжений от служащих тюрьмы.
Только сейчас заметил — остальные камеры пустые. Видно, что в обитаемы, но вот хозяева отсутствуют. На работах?
— Привет, парни! — донеслось с дальней стороны блочного коридора. — Привели новичка?
— Наше почтение, Пай, — поздоровались мои сопровождающие с загорелым, пухлым мужчиной в тюремной униформе, косолапо спешащим к нам — углядел краем глаза. — Да, привели. Файл получил?
— И изучил. Давайте заканчивать. Побыстрее вас отпущу из нашей скорбной юдоли.
Предложение здоровякам понравилось. Они обменялись парой шуточек, по очереди попрощались и убрались восвояси, оставив меня стоять лицом к стене.
— Повернись.
***
Первое впечатление о надзирателе я посчитал ошибочным. На комплекцию повёлся, на свободный покрой формы, ну и внимательность подвела.
Пай не выглядел жирным рохлей. Напротив, его кряжистая, ширококостная фигура с толстыми от мышц руками и ногами, более всего подходила пожилому тренеру по борьбе, позабывшему о красивых кубиках пресса и спортивной осанке, но исправно выходящему на ковёр «размять кости».