Возраст — за пятьдесят, круглолиц, шеи почти не видно — голова сидит практически на плечах. Физиономия приятная. Рост — как у меня. Глаза — водянистые, блёклые.
— Я — старший надзиратель Пай. Ты — Маяк, — его нисколько не удивило моё имя. — Твоя камера 119, твой личный номер 2024А. На все обращения сотрудников отвечать с обязательного представления «Заключённый 2024А», и дальше по обстановке. Смотря что спросят.
Он достал из кармана белый прямоугольник с упомянутыми цифрами, протянул мне.
— Приклей на левую половину робы, пониже плеча. Вот тут, где у военных и полиции крепятся именные нашивки. Знаешь, где? — с сомнением уточнил надзиратель. Я кивнул, принял прямоугольник и пристроил его куда приказано. — При смене одежды — переклеишь. Без номера на глаза не попадайся. Доступно?
— Да, господин Пай.
— Религиозные пристрастия имеешь?
— Нет, господин Пай, — однако подумав, что держаться атеизма вечно я пока не готов, дополнил. — В настоящий момент — нет.
Шут его знает, как тут с верой в высшие силы. Может, особо упоротым поблажки дают?
— Отправление культовых обрядов в свободное время. Процесс молитвы согласуешь со мной. Никаких громких воззваний к Богу и его разновидностям. Молись про себя. Усвоил?
— Да, господин Пай!
Промахнулся. Верующим здесь сидится, как и прочим. Без льгот.
— Распорядок дня блока «А» выучишь после перед отбоем. Тебе предоставят такую возможность. Так... камеру тебе определили, номер выдал... — надзиратель явно припоминал что-то ещё, по нелепой случайности вылетевшее у него из головы. — Стрижка! Тебя надо подстричь! Иди вперёд!
Полноватый палец указал направление. Туда, откуда недавно пришёл Пай.
— Двигайся!
... Решётка, звуковой сигнал открывания замка, переход, решётка, сигнал, тамбур-шлюз с толстенными дверями, пекло...
Мягко переступая, старший надзиратель вывел меня на открытую площадку, огороженную по периметру высокой стеной с нитями заградительной проволоки поверху. Дальняя часть территории представляла собой спортзал под открытым небом, где возились с железом смуглые, мускулистые люди в оранжевых штанах. Верхняя часть одежды отсутствовала, однако при появлении Пая все оставили штанги, гантели и прочие снаряды, начав торопливо одеваться.
Ещё один кусок площадки представлял собой забетонированные скамейки под высоким навесом, на которых сидят такие же оранжевые. Точнее, уже не сидят — встали, переминаются с ноги на ногу, изучая меня. Оставшаяся часть территории носила разметку баскетбольного поля и пустовала.
Раздетости спортсменов Пай будто бы не заметил. Понюхал раскалённый воздух, от которого ещё больше хотелось пить, небрежным кивком указал на скамейки.
— Иди к старшему по блоку. Скажи, чтобы привёл тебе голову в порядок. Заодно и познакомишься.
Спросить, кто из этих одинаковых людей является старшим, я не успел. От группы поднявшихся отделился худой мужчина средних лет с мелкими чертами лица, трусцой побежал навстречу, издали рапортуя:
— Господин старший надзиратель! Докладывает старший по блоку, заключённый 1882А! В блоке «А» без происшествий!
— Принимайте новенького. Подстригите, покажите, где что находится, растолкуйте наши порядки.
— Будет исполнено! — остановившись за метра за три, бегун согнул голову, да и часть спины, в полупоклоне.
Говорил Пай ровно, без начальственных ноток, но подобострастие, с каким застыл старший, сообщало о многом, как и поведение остальных, замерших почти по стойке «смирно». И ещё в глаза бросилось отсутствие других надсмотрщиков, как на стене, так и на территории площадки.
Прячутся от жары? Доверились системам наблюдения? А если нападение? Сорвёт крышу у какого-нибудь оранжевого, бросится без предупреждения — и конец Паю.
Или не конец? А если группой нападут? Тюремщики попросту физически не успеют добежать, чтобы отбить своего.
Что-то тут не то... Надзиратель, в одиночку, без страховки входящий к оранжевым, явно понимал, что делал. И ничего не боялся. Недаром же он в старших ходит — такая должность абы кому не предлагается. Управляться с теми, кто наворотил на серьёзный срок — талант нужен, протекции от «достойных граждан» мало.
Похер. Не моё дело. Успею разобраться, если захочу. Времени у меня достаточно. Целых пятнадцать лет.