— Слушаю, — отозвался женский голос с непонятной хрипотцой.
А Рона так говорила или нет? Из памяти эту мелочь вышибло напрочь — мы были слишком мало знакомы.
— Здравствуйте! Это Вит! Мы встречались у вас дома. Помните меня?
— Помню. Ты ещё боди-артом увлекался. И водишь плоховато.
Ф-фух... Точно она.
— Хотелось бы с вами увидеться. Переговорить кое о чём важном.
— Важном? — переспросила Рона, но без воодушевления. — Ты хочешь побеседовать об Арти?
Угу... Похоже, никто Психа на свободу не выпускал.
— Да. Хочу.
— Приходи. Или приезжай. Адрес я тебе скину. До встречи.
Некоторая холодность в её тоне покоробила, но это, скорее, произошло из-за моего хорошего настроения, а не по вине женщины. Ей веселиться особо не с чего — сын пропал.
Коммуникатор пискнул, принимая входящее сообщение с адресом. Задействованная геолокация отобразила карту, встроенный голосовой помощник уведомил, что это чёрт знает где от торгового центра.
За сотни километров, самое побережье.
Далее я разбирался с расписаниями поездов, с оплатой, с маршрутами общественного транспорта.
***
Одноэтажный, светлый домик на окраине утопающего в цветах прибрежного городка нашёлся без труда.
Большие обзорные окна от пола до потолка, бурая черепичная крыша, клумбы с цветами создавали неповторимый вневременной уют, многогранно и точно выписанный художниками разных поколений.
Здесь хотелось жить и отдыхать. Или отдыхать и жить, неторопливо рассуждая о высоком. Купаться по утрам в океане, прогуливаться вдоль кромки прибоя, придирчиво, с видом знатока, выбирать свежие фрукты в маркете и совсем никогда не вспоминать о том, что где-то есть другой, суетный мир.
И чтобы весь в белом, от кончиков туфель до верха панамы.
Красиво здесь, как на картинке.
Поправив на плече рюкзак с бытовым барахлом, купленным по дороге, я подошёл к двери, выискивая глазами кнопку звонка. Рона даже тут соригинальничала — вместо привычной пластиковой выпуклости висел бронзовый молоточек, упиравшийся своей рабочей частью в пластину из такого же материала.
Стукнул, как и предписывалось хозяйкой.
Дверь распахнулась после недолгого ожидания.
— Проходи, Вит, — произнесла закутанная в длиннополый халат незнакомая женщина знакомым голосом Роны. — Рада тебя видеть.
Прозвучало дежурно, без всякой радости.
Я смотрел и не мог понять, что не так? От изнеженной, капризной дамы, любительницы «милых» здоровяков, осталась лишь тень. Двери открывал совсем другой человек, имеющий крайне отдалённое сходство с той, кого я видел в доме Психа.
— Добрый... День.
Фигура в проёме посторонилась, давая войти.
— Что, сдала? Превратилась в старуху? — кривая усмешка обезобразила гладкое от подтяжек лицо. — Признайся же, не молчи.
Из куклы для удовольствий, созданной путём множества пластических операций, мама Психа превратилась в выброшенную куклу, с облезшим глянцем снаружи и тоской внутри. Шарообразные груди, пухлые до гротеска губы, подтянутая кожа и оттопыренный зад — на первый взгляд на месте, никуда не делись, но вот общее впечатление они теперь создавали удручающее, словно развалины, оставшиеся от былой роскоши. Халат — и тот смотрится мешковатой тряпкой.
Наверное, всё дело в глазах. Раньше — задорных, жадных до впечатлений, теперь — тусклых, принадлежащих умудрённой жизнью даме с огромным прошлым. В глазах, из которых, против хозяйской воли, на меня смотрела старость.
Женщинам, вне зависимости от их возраста, такие вещи нельзя говорить даже под страхом смертной казни. Буду врать.
— Не очень, — неуверенно брякнул я и добавил, опережая скептическую констатацию реальности. — Фигура в норме, выглядите весьма и весьма. Разве что, измученная немножко... Самую капельку.
— Спасибо, мальчик, — Рона приобняла меня за плечи, прикоснулась губами к щеке. — Врёшь, но приятно. Ты откуда?
— Потом. Я хотел сказать, что Артур жив. Он в тюрьме.
— Мне это известно, — женщина отстранилась. — Адвокаты сына нашли его по реестрам судебных решений. Они в открытом доступе. Получил двенадцать лет как террорист.
— Вы с ним встречались?!
Подтолкнув меня внутрь дома, мама товарища и друга закрыла дверь.
— Пойдём в гостиную. Я приготовлю кофе, тогда и поговорим. Ты голоден?
— Нет.
Несмотря на продолжительный путь, есть действительно не хотелось.
— С сыном я не смогла встретиться, как не смогли это сделать и адвокаты. Терроризм, — сказала она, входя в большую, уютную комнату с диваном и креслами, — тяжкое преступление. Рассматривается в особом порядке. После вынесения приговора вступают в действие тюремные правила, ограничивающие доступ посторонних к осужденному. Прошение о пересмотре дела разрешается подавать по отбытию двух третей срока. Идиотизм.