— Помню. Один стоял за дверью, другой, согласно видеозаписи, целился мне в голову из гостиной. Рона им всё испортила.
— Третий сообщник прятался в кухне. Четвёртый ждал сигнала в машине... Они обманулись. До вашего прихода госпожа Бауэр вела себя покладисто, охотно отвечала, если спрашивали. Просила разрешить сменить летний халат на кимоно, оно, мол, свежее и ей неудобно перед гостями. Преступникам показалось, извините... — лейтенант почмокал, выбирая определение поприличней и поточней, — дамой весьма среднего ума, безобидной пустышкой. Никто не ожидал, что она способна на такой подвиг — рукавами перекрыть сектор обстрела. Надо же...
От упоминания кукольной внешности Роны стало неприятно. Сам так считал, пока ближе не познакомился. Но я ошибся, а лейтенант по-прежнему полагает, унижая этим память достойной матери.
— Почему её убили?
— Убирали свидетеля.
— Такой пункт имелся в заказе?
— Нет. Но обязательность жизни так же не оговаривалась. Это бандиты. В тот момент их больше заботила сохранность собственных шкур. Вы крайне резво сбежали, с минуты на минуту нагрянет полиция, — принялся обрисовывать преступную мотивацию следователь. — Догонять вас среди респектабельного жилья — зарабатывать себе дополнительные проблемы. Стрелять в человека при обывателях с положением в обществе — замахнуться на пожизненное. А госпожа Бауэр могла запомнить их голоса, манеру общения, и так далее... Особенность похищения людей. Или воруешь, или зачищаешь. Рисковый бизнес.
Самое поразительное то, что логика преступников меня не удивила, оставаясь доступной и объяснимой. Имелось в ней что-то от философии одиночек, так близкой Ежи Броку.
— На встречу с заказчиком преступники отказались идти?
— Разумеется. По инструкции, автомобиль с вами следовало оставить в условном месте, а самим ждать второй части оговоренной суммы.
— Как я понимаю, туда никто не явился?
— Это очевидно.
— Ясно, — от кабинета с его обитателем уже мутило. — Я свободен?
— Погодите. Мне хотелось бы показать вам несколько фотографий.
— Чьих?
— Просто посмотрите. Это люди, недавно появлявшиеся в окрестностях нашего округа и оставившие о себе странное впечатление. Приехали, уехали, ни с кем не общались. Их подобрала полицейская программа, ориентируясь по множеству параметров.
— Давайте.
На развёрнутом мониторе начали возникать лица. Фотографии лейтенант переключал медленно, давая мне внимательно изучить каждый снимок.
Мужчина в возрасте... Мужчина с залысинами... Худощавый мужчина, бледный мужчина... Пухлая женщина, снова женщина... Старик.
— Кого-то узнали? — прозвучало протокольно, без веры в чудеса.
— Нет, — ответил я. — Впервые вижу.
А внутри разгорался пожар. Кано... Выжил, уродище титановское, мужчина худощавый с третьего снимка.
Интерлюдия №2
Человек за столом пребывал в приподнятом расположении духа. Ему лично, через «головы начальства», позвонил советник президента — личность малоизвестная для обывателей, тяжеловесная среди парламентских игроков и склонная к трезвому, непредвзятому мышлению. По совместительству — куратор КБР.
Речь шла о недавнем интервью с Роной Бауэр, матерью осужденного за военные преступления Артура Бауэра с позывным «Псих». Советник был единственным, кто, каким-то чудом, знал и помнил фамилию пленного, ставшего участником нереализованного плана информационной атаки.
План свернули по указанию сверху, но материалы никуда не делись. Хранились на особом сервере, являя собой мину замедленного действия для отдельных лиц.
— Я тут случайно видел интервью Гленноу, там упоминался «Титан», — советник знал, кому звонить с прямыми вопросами. — Ваша комбинация?
Спрашивалось без снобизма или намерения отчитать.
— Частично, — ответил хозяин кабинета. — Госпожа Бауэр сама вышла на Глена, предложила сюжет.
— Совпадение?
— Нет. Эта особа выбрала Гленноу по нескольким причинам. Он — гражданин страны, с которой воевал её сын, и умная мать заранее принялась готовить почву для общественного мнения. Устроила шумиху, чтобы привлечь внимание. Рассчитывала вытащить потомка на свободу с привлечением сетевых крикунов.
— Кто это вам сказал? — перебили хозяина кабинета, но он и не подумал обидеться.