— Теперь уже поздно жалеть.
— Леся, Лесенка моя, — он наклонился к ее груди, поцеловал в одну, потом во вторую, — я же не смогу без тебя. Я каждую ночь вижу тебя во сне, боюсь Дашу назвать твоим именем. Я просил ее, умолял избавиться… она пригрозила разводом… я же не могу сейчас развестись, — он двинулся губами к животу, — Лесенка, ну прости… что ты со мной делаешь?
— Моя мама видела твою жену в женской консультации, у кабинета постановки на учет, — сухо сообщила Леся, глядя в потолок. — Я уговаривала ее не рассказывать отцу, но она не выдержала, поделилась. Мы вызвали скорую, его забрали в больницу. Он сейчас там.
Марк замер, поднял голову. Посмотрел… задумчиво, оценивая ситуацию. Он ведь махровый эгоист, подумала вдруг Леся. Просто она так любила его, что пыталась оправдать все эти гадкие его стороны. Многое понимала, но стоило им попасть в одну постель, забывала обо всем. Она и сама была не лучше: млела, когда он сравнивал ее с женой не в пользу супруги, забавлялась, когда он находил способы сбежать к ней от Дарьи, надеялась, когда он строил планы их совместной жизни. Теперь все изменилось. Рядом с человеком, который уговаривает свою жену избавиться от ребенка, Лесе делать нечего. Да, им было хорошо вместе, у него было две женщины: одна для постели, другая — для карьеры. У Леси, однолюбки, был любимый человек, щедрый на ласки, подарки, нежные слова. За время их романа она отвергла несколько серьезных предложений руки и сердца, а что говорить о тех, кто просто пытался ухаживать? Скорее всего, так просто Марк не отступит — будет таскаться, особенно когда родится ребенок и жене станет не до него, начнет изводить Лесю своими нежностями, смешными прозвищами, жалобами. Будет трудно. Ей и сейчас невыносимо трудно. Ужасно трудно уничижительно говорить с человеком, когда его тонкие пальцы музыканта легли на твои бедра и гладят нежную кожу на внутренней стороне, поднимаясь все выше, наигрывая вечную мелодию мужского желания, но Леся сказала:
— Убирайся…
… Она смела на пол постельное белье, с остервенением взялась за уборку, выкинула все вещи Марка — мелочи (он никогда не оставлял в ее квартире что-либо серьезное, что показало бы, что в доме есть мужчина). За неделю до его прихода, после разговора с отцом, Леся зарегистрировалась на сайте знакомств в разделе фиктивного брака. Первые варианты оказались провальными, но Андрей показался ей вполне приемлемым претендентом. Во-первых, он циничен и прагматичен, во-вторых, Леся явно не в его вкусе, иначе такой бабник повел бы себя по-другому, в-третьих, у них общая цель — обмануть родных и ближайшее окружение. Неважно, сколько продлится их «контракт», для Леси фиктивный брак — это еще один щит, которым она прикроется от Марка. Когда она сказала Андрею, что делает это ради отца, она покривила душой: ОНА ДЕЛАЕТ ЭТО РАДИ СЕБЯ. Это она, Олеся Коваленко — муха в липкой паутине. Если ничего не поменять сейчас, решительно и необратимо, все равно как, лишь бы сдвинуться с мертвой точки, через десяток лет от нее останется лишь засохшая оболочка.
Андрей смог войти в квартиру, лишь после того, как двадцать минут провозился с замком. Ключ застревал и мозолил пальцы. Нужно смотреть самому или вызывать слесаря. Самому лень, да и в последнее время все валится из рук.
Он скинул ботинки, уныло покосился в сторону плетеной корзинки с зонтами, опрокинутой на пол:
— Маркиз, гад…
На кухне была сброшена на пол и надорвана коробка с кормом — в отсутствие Андрея кот активно занимался добыванием пропитания, а теперь, понимая, что нашкодил, хозяина встречать не вышел, прятался где-то в комнате.
— Ну извини! — крикнул ему Андрей. — Пришлось задержаться. Ты же знаешь, в какой мы с тобой жопе! Терпи! Я же терплю.
Извинения и объяснения были приняты. Маркиз появился на кухне, тихо мяукнул, запрыгнул Андрею на колени.
Андрею хотелось выпить, а еще больше закурить. Вообще, что это за жизнь, если она полностью лишена удовольствий? Он уже вставал, подхватив Маркиза, чтобы потянуться к шкафчику с ромом, оставшегося с тех счастливых времен, когда он еще мог побаловать себя «медведем», но сел и вздохнул: он обещал, Синельниковым, Маняшке, себе. Маня маленькая еще, конечно, ничего не понимает, но он, Андрей, уже большой мальчик. Будь это вечеринка с друзьями, пара капель простилась бы, но напиваться одному — последнее дело. А Андрей сейчас в таком состоянии, что остановиться не сможет.
В голове опять закопошились сомнения: на что он только что подписался? Ему своих проблем мало, что ли, решил еще жизнь разнообразить? Но Маня, Маня же, все ради нее. Иметь хоть один козырь в рукаве, на случай если остальные выпадут. А такое вполне вероятно, дела его идут все хуже.