– И давно вы здесь работаете? – поторопилась перевести тему Люся.
– Очень. Еще до того, как все лишние отсюда выселились.
– Кто такие – лишние?
– Раньше этот дом кишел людьми. Почти все квартиры были коммуналками. В каждой по несколько семей. А потом, когда несчастье случилось, город решил, что дому нужна реконструкция, и выселил всех. Вот только Олег Васильевич съезжать отказался, да и как он съедет, если это его собственный дом? Здесь все его предки жили.
– Что за несчастье? – заинтересовалась Люся.
– Ну как же? – Козетта метнула строгий взгляд, словно она спрашивает очевидное. – Гибель Ольги Васильевны, разумеется. Страшное горе.
– Вы ее знали?
– Нет. Это до меня еще было. Еще до всех. Они вдвоем жили. Квартиру наверху занимали. В те времена считалось, что это непозволительная роскошь. Но Олег Васильевич – фигура такого масштаба, что мог себе позволить. – Козетта взглянула на маленькие золотые часики, обхватывающие запястье ее мясистой руки. – Некогда болтать.
– А можно лед? – осторожно попросила Люся.
Повариха выдала ей замороженную отбивную, которую Коля примотал к ушибленному колену Корги шарфом.
– Она странная, – сказала Люся, наблюдая за его манипуляциями. – Набросилась на меня лишь за то, что я восхитилась, что ей удается делать сразу столько дел.
– У-у-у, – насмешливо протянул Корги. – Усомниться в том, что Козетта справляется со всем домом, опасно. Она только выглядит как прислуга, а на самом деле рулит тут всем. Даже Олегом Васильевичем, хоть он этого и не показывает. С ней лучше не спорить и не нарываться, особенно когда придет к вам уборку делать.
– Я буду убирать сама, – объявила Люся.
– Вот именно этого говорить ей не советую. Ее способно остановить только разбитое зеркало. Я себе в студии поставил. Она теперь туда и не заглядывает. Суеверная. Черных кошек тоже боится.
– Где же я возьму разбитое зеркало? – вздохнула Люся.
– Разбить зеркало проще простого, – хмыкнул Коля. – Они у нас почти в каждой комнате.
– Ты совсем? – ахнула сестра. – Мы же в чужом доме!
– Если подняться на пятый этаж, наверняка найдете, – подсказал Корги. – Там чего только нет. Можете смело брать.
На подоконнике Люся заметила альбом с торчащими из него рисунками.
– Это твое?
– Не, – отмахнулся он, – моих учеников. Дети в основном.
– Ты преподаешь? – заинтересовалась Люся.
– Немного, чтобы не заскучать.
– А посмотреть можно?
– Конечно.
На первом рисунке был обычный карандашный набросок вазы с подсолнухами. На другом – множество маленьких птичек колибри, порхающих по всему полотну бумаги. Тонкие и точные детали – лапки, хвостики, клювы. На третьем с геометрической выверенностью был изображен автомобиль.
– Очень неплохо, – заключила она. – А свое покажешь?
– Сначала ты.
Его глаза смеялись, и Люсе тоже стало весело.
– Хочешь, сыграем в три предмета?
– Это как?
– Я загадаю тебе три любых предмета, и ты должен будешь нарисовать с ними картинку. А ты загадаешь мне. Это весело, особенно если предметы разные. Например: каша, молоток и курица или школьная парта, каток и стетоскоп. В общем, что угодно.
– Легко! – оживился Корги. – Тащи альбом. Карандаши есть в том ящике.
Схватив альбом, Люся полезла за карандашами. Предлагать игру Коле было бессмысленно. Брат рисовать не любил.
Глава 7
– Замечательное, просто чудесное утро! – Гончар выехал из кабинета Коле навстречу. – Мне так хочется на воздух, пока он еще окончательно не прогрелся и не превратился в удушливый смог. Ты не против небольшой прогулки?
Коля был рад возможности пройтись, однако к инвалидному креслу приспособился не сразу и долго вывозил писателя из подъезда, однако за воротами дома дело пошло веселее. Проехав немного вдоль проезжей части, они свернули на узкую улочку во дворах и медленно двинулись по ее теневой стороне.
Дома здесь были невысокие, старые и напоминали крошечный потерянный остров в бушующем океане мегаполиса. Кое-где попадались покрытые толстым слоем серой пыли раскидистые тополя. В аккуратно остриженных кустах громко резвились воробьи. Тонкая полоска чистейшего неба между зданиями слепила синевой.
– Все родственники по линии моей матери жили в Москве с николаевских времен, – сообщил Гончар, едва они отдалились от шума машин. – Если захочешь, я тебе потом покажу свое генеалогическое древо. На самом деле это только кажется, что время тяжеловесно. Сто лет – огромная цифра. Срок отпущенной человеку жизни. Но взять всего лишь десять раз по сто – и мы окажемся в тысячном году. Только представь. Москвы еще даже не было. История стремительна… – Гончар запрокинул голову. – Есть только одна вещь, которая не меняется никогда, – это небо. Ему совершенно безразлично то, что творится внизу. Какие изменения претерпевает город, чем живут и дышат люди, какой нынче год и курсы валют. Оно само по себе. Живет и существует рядом с землей, но в то же время само по себе. И в этом смысле мы с ним удивительно похожи. Когда в твоей голове выстраиваются невообразимые сценарии, обыденное и будничное становится совершенно неважным.