― Мне придётся сопровождать тебя даже в салон? ― внезапно поинтересовался Кай.
― Ты слишком много говоришь для телохранителя. Заткнись и просто выполняй свою работу. ― Хань ответил до того, как полностью осознал смысл вопроса, заданного Каем. Когда осознал, невольно повернул голову и уставился на помрачневшего ещё больше Кая.
― Как прикажете, господин Лухан, ― ледяным тоном отчеканил тот и откинулся на спинку сиденья, прикрыв глаза. Его лицо застыло, и прочесть что-либо по нему стало невозможно.
Хань огорчённо прикусил губу и опять отвернулся к окну. Он не собирался никого покупать в Театре, не собирался ни с кем уединяться в салоне, поэтому не сразу и сообразил, что имел в виду Кай. А Кай логично предположил, что Хань едет развлекаться. Что ж ещё он мог предположить, если Хань не собирался говорить ему о “касабланке”? Это ревность?
Хань уставился на собственные руки и вздохнул. Чёрт, если это всё-таки была ревность… Он вновь покосился на Кая, чтобы полюбоваться в очередной раз на глыбу льда без эмоций. Кажется, перегнул палку, и Кай обиделся всерьёз. Не лучший способ борьбы с предрассудками Кая в отношении омег.
Ладно, пора менять тактику…
Хань сделал глубокий вдох, как перед прыжком в холодную воду, и быстро пересел на сиденье рядом с Каем, прижался к тёплому боку и уткнулся носом в плечо, обтянутое тёмной плотной тканью пиджака. Чтобы Кай не сбежал и не отодвинулся, мёртвой хваткой вцепился в предплечье.
― Я собираюсь просто отдохнуть и повидать Хозяина ― и только. Что ты там себе уже напридумывал?
― Ничего. Это не моё дело, чем ты там будешь заниматься. ― Кай пытался аккуратно отодрать от себя Ханя.
― Немного ревности ― это хорошо, ― пробормотал ему на ухо Хань и усилил хватку.
― Какой ещё ревности? ― Кай терпеливо разогнул один палец Ханя и взялся за второй.
― Обычной. ― Добраться губами до уха всё-таки удалось, чем Хань воспользовался немедленно и с большим успехом, поскольку Кай забыл о разгибании пальцев.
― Перестань.
― Мне не хочется. ― Хань тронул губами шею под ухом, пощекотал кончиком языка и пристроил голову на широком плече. ― Ты сам говорил, что я тебе нравлюсь, и сам устроил разврат в лаборатории, тогда к чему все эти сложности? Разве это не могут быть… просто, ну… отношения?
― Какие ещё, к чёрту, отношения?
― Нормальные отношения. Ты альфа, я омега… что естественно, то и хорошо. Ну или пусть эти отношения будут вне рабочего времени.
― Прекрасно. Я работаю двадцать четыре часа в сутки без выходных и даже в праздники. Как только окажусь “вне рабочего времени”, пришлю тебе извещение, и мы вспомним об отношениях, договорились?
― Нет уж, так не пойдёт! Почему ты упираешься так глупо?
― Потому что знаю своё место, о котором ты недавно мне любезно напомнил.
Кай был в ярости, и только сейчас эта ярость на миг проявила себя, показалась из-под ледяной корки спокойствия и невозмутимости.
― Эй! ― Хань вцепился в его голову руками и заставил посмотреть на себя, поймал холодный взгляд, попытался удержать на себе. ― Ты так ко всем относишься? Или это только мне так повезло? Давай проясним кое-что. Хоть я и встретил тебя в Театре, но не считаю, что ты человек второго сорта, это понятно? Ты сказал, что я тебе понравился. Я могу ответить тем же. И дело не в том, что ты альфа. В моём нынешнем положении это вообще ничего не значит, думаю, ты заметил это на практике, так сказать. И давай ты не будешь изворачиваться и врать, что во всём виноваты феромоны, потому что у меня их нет и не будет…
― Не собирался ничего подоб…
― Заткнись, я ещё не закончил. Так вот… э… на чём я остановился?
― На феромонах, ― с издевательской вежливостью подсказал Кай и попытался высвободить голову, но Хань вновь заставил Кая посмотреть на него.
― Так вот, дело не в феромонах и не в том, что ты альфа. Ты мне нравишься сам по себе, такой, какой есть. Вместе со своими дурацкими аэробайками, предрассудками и раздражающими чертами характера. Ненавижу, когда ты молчишь и холодно смотришь, но не представляю тебя иным. И даже не закатываю истерику по поводу твоего странного поведения и фантастических данных после анализа, обрати на это своё драгоценное внимание и прочувствуй, на какие жертвы я иду. Ради тебя.
― Давишь на жалость? ― внезапно сверкнул улыбкой Кай: левый уголок рта в улыбке поднялся чуть выше, придав ему озорной вид бесёнка-хулигана.
― Нет, но сейчас попробую надавить… ― пробормотал Хань, потянувшись за поцелуем. Испортил Каю причёску, зарывшись пальцами в тёмные волосы. Если Кай до этого выглядел строго и аристократично, то теперь… походил на уличного искателя приключений, правда, одетого с неподобающим шиком. ― Ну как? Получилось?
― Неа.
― Упрямая скотина, ― фыркнул Хань и постарался уменьшить причинённый причёске ушерб ― аккуратно пригладил встрёпанные волосы. ― А если попробую зарыдать?
― Плохо себе это представляю.
― Зря, я прекрасный актёр. Сейчас… ― Хань сосредоточился и часто заморгал, чтобы изобразить во всей красе “влажный взгляд, полный непролитых слёз”, но не смог, поскольку Каю приспичило в этот миг разразиться громким смехом. Смех оказался заразным, и спустя секунду Хань хохотал за компанию с Каем.
Из салона они выбрались уже в хорошем настроении и прошли мимо охраны. Хань привычно взял золотую карту, но сунул её не себе в карман, как делал раньше, а отдал на хранение Каю. В лифте поднялись на седьмой этаж и прошлись по залам. Хозяина углядеть не удалось, так что Хань решил посидеть в тихом месте, где в основном ели, а не смотрели на представления. Пока юноша в латексе накрывал на стол, Хань ругал себя последними словами за то, что отдал карту Каю. За “касабланку” же надо будет платить, а чем? Денег при себе он не носил, и карта пригодилась бы. Именно золотая карта Театра, собственные не годились для расчётов в Театре.
― Счёт сейчас или позднее? ― спас Ханя официант.
― Сейчас. Кай? ― Хань протянул руку, и Кай передал ему золотую карту. Когда официант карту вернул, Хань немедленно сунул её в карман собственного пиджака, словно бы по привычке. Во всяком случае, Кай воспринял это как должное и, кажется, вовсе не обратил внимания на эту деталь. Но Кай вообще был равнодушен к деньгам, вероятно, потому и проигнорировал такие мелочи.
― Скучаешь по сцене? ― Хань наполнил бокал Кая красным вином.
― Нет.
― Спрошу иначе ― скучаешь по танцам?
Кай медленно провёл кончиком пальца по стеклянной кромке бокала, но ничего не ответил. И не нужно, достаточно красноречиво.
― А для меня станцуешь?
― На сцене? ― хмыкнул Кай.
― Если хочешь. Только других зрителей не будет.
― Зачем тебе это?
― Мне нравится, как ты танцуешь. Это…
― Я знаю.
― Какой ты самоуверенный, ― буркнул Хань и уткнулся в бокал собственный. Кай всего лишь пригубил вино, но пить не стал.
― Отнюдь, просто знаю, что умею, а что ― нет.
― Ты так и не сказал, станцуешь ли для меня.
― Нет.
― Но почему? ― возмутился Хань, рассчитывавший услышать совершенно иное.
― Потому что тебе интересен вовсе не танец, а игра твоего воображения, когда ты будешь пялиться на танцующего меня.
― Откуда тебе знать?
― Просто знаю. Так всегда бывает.
― Поэтому я тебя и взял на работу, ― вклинился в их беседу Хозяин.
― Это я тоже знаю, ― безразлично пожал плечами Кай, не взглянув на владельца Театра.
― Ты мне нужен, ― сухо сообщил Хозяину Лу Хань. ― Поговорить надо. С глазу на глаз. Например, у тебя в кабинете?
― Этого мальчишку, ― Хозяин небрежно взъерошил ладонью тёмные волосы Кая, но тут же руку отдёрнул, нарвавшись на мрачный взгляд, ― тащим с собой?
― Он подождёт снаружи.
― После того, как проверю кабинет, ― внёс коррективы “мальчишка” тоном, не терпящим возражений.
― Убедительно. Он в самом деле тебя охраняет?
― Сам видишь.
― В спальне тоже?
― Не твоё дело, ― резко одёрнул Хозяина Хань.