К тому времени, как я с мальчиками вернулась из школы, было ясно, что мама и дядя Хэммер помирились. Про Бада больше не говорили, все в доме встало на свои места, и только мысли о мистере Фарнсуорте не давали нам покоя. С каждым днем все новые слухи распространялись по нашей общине, но никто точно не знал, насколько сильно был избит мистер Фарнсуорт и кто это сделал. Кое-кто высказывал предположения, но, кроме мальчиков и меня, никто своими глазами не видел, как это случилось. Но даже если бы мы и узнали этих мужчин, мы бы ни за что не указали на них. Когда прошла неделя, а нас так ни о чем и не спрашивали, мы убедились наконец, что никому про нас не известно, и на душе полегчало.
В субботу утром мы отправились в поле. За неделю, что я и мальчики без всякой охоты ходили в школу, стебли от прошлогоднего хлопка были начисто смяты, земля перепахана и уложена рядами на расстоянии трех футов один от другого. Настала пора сеять хлопок. Папа вдоль поля вел Джека, который тянул сажалку – сельскохозяйственное орудие, похожее на плуг с небольшим контейнером. Плуг рыхлил землю, а из контейнера в разрыхленную почву ссыпались семена, потом сажалка прикрывала их землей, а мы шли следом, засыпая не прикрытые землей семена.
Мы без отдыха проработали все утро и хотели уже в полдень устроить перерыв на обед, как появилась машина шерифа Хэнка Доббса и остановилась на дороге. Он вылез из машины еще с одним человеком, и, раздвинув полосы колючей проволоки, оба ступили на наше поле.
– А вот мистер Пек. Он будет новым окружным агентом по сбору налогов. Пек, вот Дэвид и его брат Хэммер. Его жена Мэри, а там его мать.
Мистер Пек казался человеком нервным, вид у него был бледный, что подсказало мне: он был новичком в этом деле. Он с опаской наклонил голову. Папа и дядя Хэммер ответили тем же.
– Полагаю, вам уже известно, что случилось с мистером Фарнсуортом, – сказал шериф Доббс, – как его избили и все такое.
– Слышал разговоры, – сказал папа.
– А слышал заодно, кто это сделал?
Папа покачал головой:
– Да вроде нет.
– Ну, тогда я сам скажу тебе, Дэвид. Мне известно, что это не ваши люди. Мистер Фарнсуорт показал, что его побили белые. Он считает, что должен был это сказать, но больше на этот счет не распространяется. Не хочет выдавать, кто это был. Так вот, я объявляю тут каждому, что мистер Пек находится под моей защитой. Мистер Фарнсуорт проболеет долго, и я не допущу, чтобы с мистером Пеком произошло что-либо подобное. Если хоть один волос упадет с головы этого человека, я всю душу вытрясу из того, кто посмеет это сделать.
Заявление это мистера Пека ничуть не успокоило. Он боязливо озирался по сторонам, особенно когда заметил вдали мистера Моррисона.
– Я лично считаю, что такое безобразие случилось из-за разговоров об этом союзе, – продолжал Хэнк Доббс. – Являются сюда всякие, будоражат всех, хотя времена и так тяжелые. Мне известно, что двое из них заходили тут к каждому – и к белым, и к цветным. Заговаривали насчет этого союза. Мистеру Грэйнджеру это не по вкусу. Мистеру Монтьеру, мистеру Гаррисону тоже. Никому из них. Только мутят воду. И вот вам начало деятельности союза – избили мистера Фарнсуорта. А все заговор социалистов, это точно. Заговор социалистов!
Он поглядел на папу, ожидая, что тот согласится с ним, дескать, все так и есть. Но папа никак не реагировал.
Тогда он повернулся, чтобы уйти, и мистер Пек за ним по пятам.
– Между прочим, Дэвид, вам всем знаком человек по имени Уиллис? Джейк Уиллис, да, именно так его зовут. Ударил ножом другого цветного парня за карточной игрой прошлой ночью. Думаю, лучше подержать его несколько дней в тюрьме. Очень мне нужно, чтобы ниггеры тут резали друг друга.
Дядя Хэммер выпрямился, отбросив мотыгу. Это движение не осталось без внимания шерифа, тот резко повернулся к нему. Папа бросил быстрый взгляд на дядю Хэммера и сказал совершенно спокойно, без всякого нажима:
– Имя незнакомое.
Шериф и дядя Хэммер еще какое-то время в упор смотрели друг на друга. Потом шериф кивнул папе и без лишних слов пошел вместе с мистером Пеком через поле. Когда оба уехали, папа сказал:
– Как звали того парня, который прицепился к тебе возле церкви?
Дядя Хэммер улыбнулся:
– Джейк Уиллис.
– Я так и подумал. Между прочим, я тут размышлял: может, позволить Моррису Уилеру устроить у нас митинг? Как ты думаешь?
Дядя Хэммер с минуту выждал, сжав губы, потом сказал:
– Ты на самом деле хочешь этого?
– Мне кажется, стоит послушать, ничего плохого тут нет.
– Что ж, конечно, где-то они должны встречаться. Но на твоем месте я б получше выбирал гостей.
Папа кивнул и вернулся к своей сажалке.
Митинг организовали два вечера спустя. Пришли на него только те, кого мы очень хорошо знали, – Лэньеры, Эллисы и тетушка Ли Энни, а также Шортеры. Все прибыли в одном фургоне, но некоторые пешком, так что если кто и проехал мимо, ему не пришлось ломать голову, к чему на нашей подъездной дороге остановилось сразу несколько фургонов. По прибытии они сразу проскользнули в дом послушать Морриса Уилера и Джона Мозеса, пока мистер Моррисон сторожил снаружи – на случай, если кто придет незваный.
Когда митинг начался, меня с мальчиками отослали в другую комнату. Но мы приоткрыли дверь и оставили щелку, чтобы послушать. Хотя мама и папа заметили нас, они не велели нам снова захлопнуть дверь. Представители союза более подробно объяснили, какой именно союз они собираются организовать, чего и как планируют добиваться. Сказав все, что собирались, и ответив на все вопросы собравшихся, они уехали. Остальные еще ненадолго задержались, пока не спустилась ночь, – обсудить все, что было сказано. Как я поняла, большинство пришло к выводу, что союз штука полезная. Недостаток, однако, был: риск. Втянут во что-нибудь. И доверять белым фермерам в округе, даже Моррису Уилеру, никто не мог заставить себя. Слишком долгие годы царили неравенство и суд Линча. И все решили подождать и посмотреть, как обернется дело.
За несколько дней до отъезда дяди Хэммера папа стоял на веранде, прислонившись к столбу, и глядел на нераспаханное поле. Мы с Кристофером-Джоном уже кончили мыть после ужина посуду. Увидев, как к папе подошла мама, мы перестали разговаривать. Мы видели, что папу что-то беспокоит, и догадывались, в чем дело.
– Ты решил вернуться на железную дорогу? – спросила мама.
Из столовой к нам вошел Стейси. Он услышал мамин вопрос и тоже остановился как вкопанный.
Папа посмотрел на нее. Ответ был написан на его лице.
– Я так и знала.
– Мэри, ну что еще я могу сделать? Где только я ни был – работы нигде нет.
– Говорят, работа будет, когда начнут строить этот госпиталь…
– Детка, мы не можем на это рассчитывать. Сама знаешь, мы не можем оказаться без денег, когда придет время платить налоги. Раз меня ждет работа, я должен ехать.
Мама повысила голос:
– А в будущем году и через год? Дети растут быстро, ты им нужен здесь. Стейси уже почти четырнадцать. Ты ему очень нужен, Дэвид. И всем тоже.
Папа ответил резко:
– Думаешь, я этого не знаю? Но им нужно и кое-что еще. Им нужна эта земля. Пока у нас есть эта земля, есть что-то, чего нет у многих других, мы не можем идти на риск ее потерять.
– Дэвид, не ходи именно в этом году. Мы изыщем иной путь раздобыть денег.
– Да? И ты можешь указать мне, какой именно?
– Хэммер вложит двадцать долларов…
– Не похоже, что он собирается оставить их перед отъездом.
– Ну, мы еще раз обсудим все. Решим, без чего можем обойтись… продадим что-нибудь.
Папа устало вздохнул:
– Мы все это уже прикидывали.
Мама долго молчала. Потом тихо заметила:
– А может, тебе просто нравится жить одному там, на железной дороге?
– Мэри…
Мама повернулась и пошла вниз по ступенькам веранды. Папа остановил ее:
– Мэри, ты же знаешь, это не так.
– Знаю, – сказала она так же тихо. И, подождав, спросила: – Когда ты едешь?
– Думал вместе с Хэммером в субботу.