После ужина Малыш и Кристофер-Джон пошли искать папу, а я взялась за посуду.
– Мама, – начала я, – мама, ты что, не любишь его больше?
Мама резко бросила свое занятие и нахмурилась.
– Кого?
– Папу. Ты что, не любишь его больше?
– Конечно, люблю… Как тебе пришло в голову спрашивать об этом?
– Ну, ты так говоришь с ним… Мама, не папина вина в том, что случилось со Стейси. Он сам так решил и сделал.
Мама отвернулась и принялась вновь чистить тарелки.
– Не надо обвинять его, мама.
– Вот что, Кэсси, я не собираюсь обсуждать с тобой наши с папой отношения. Это наше дело.
– Но, мама…
– Лучше мой посуду, Кэсси, – сказала она и вышла.
Через несколько минут вернулись Малыш и Кристофер-Джон.
– Папа отослал нас назад, – объяснил Малыш. – Он и мистер Моррисон, они в сарае.
Весь вечер мы ждали папу и мистера Моррисона. Подошло время ложиться спать, а их все не было. Мама велела нам разойтись. Мы было заартачились, но мама пробила твердость, не позволила нам даже пройти через сад к сараю, чтобы пожелать папе спокойной ночи. Я легла, но старалась не спать, все прислушивалась, не вернулся ли папа. Но сон сморил меня. И я так и не узнала, когда он, наконец, вошел в дом.
– Эй, Сынок! Уордела не видел? – окликнула я, выскочив с передней веранды тетушки Ли Энни.
Было утро, я только что кончила ставшее обычным субботнее чтение конституции. Сынок оседлал перила собственной веранды, прислонившись головой к столбу. Не оборачиваясь ко мне, он пожал плечами. Пришлось повторить вопрос:
– Да что с тобой? Отчего ты молчишь?
На этот раз Сынок оторвался от столба и удосужился взглянуть на меня.
– Живот болит.
– Извини, а своей маме ты сказал?
– Еще чего! Чтоб она сунула мне в рот эту гадость касторку, да? И отправила в постель? Нет уж, спасибо. – И он насупился.
Тут уж я пожала плечами:
– Ладно, твое дело. Так скажи, где Уордел?
– Не видел я его, Кэсси. Наверно, в лесу где-нибудь, – ответил он и опять прислонился к столбу.
Я сочувственно похлопала его по плечу:
– Надеюсь, скоро перестанет болеть… А ты уверен, что не стоит говорить маме?
Сынок кивнул.
– Ладно, увидимся потом, – сказала я и помчалась по дорожке, что вела к ручью.
С тех пор как уехал Стейси, мы много времени проводили с Уорделом. Частенько, когда мы шли в школу или обратно, он внезапно появлялся из леса и манил нас следовать за ним. Тут же сойдя с дороги, мы давали ему увести себя потайными лесными тропами. Для Уордела лес был домом родным, тут он знал все. Не тратя лишних слов, он показывал нам следы лесных зверей. Иногда приведет прямо к чьей-нибудь норе, сядет перед ней на корточки и наблюдает за зверюшками, не сводя с них глаз, пока те не спрячутся. Или пока мы не напомним, что нам пора домой или в школу.
Несколько дней назад он привел нас к старой ели. На ее нижней ветке сидела птица с перебитым крылом. Но к крылу была заботливо привязана щепочка. Уордел нежно снял птицу с ветки и показал нам. Птичка радостным чириканьем признала нас за своих, и Уордел посадил ее на место.
Теперь, следуя за течением Литта Роз Ли, мы опять пришли к этой самой ели и, как и ожидали, увидели там Уордела.
– Привет, Уордел! – крикнули мы. Но он не ответил.
И тогда у его ног мы увидели мертвую кошку, а в руках у него – убитую птичку.
– Что случилось?
– Эта кошка убила птичку, – просто ответил Уордел, не сводя глаз с птички. – И я убил кошку.
Он положил птичку у подножия ели и начал руками рыхлить твердую землю – рыть могилку. Потом опустил в нее птичку, покрыл ее листьями и землей и пошел прочь, не прибавив больше ни слова.
– Как он мог это сделать? – спросил Кристофер-Джон.
Я не ответила, но кое-что вспомнила. Я вспомнила, как однажды тетушка Ли Энни сказала: уж если Уордел что полюбит, никому не даст в обиду.
Кристофер-Джон настоял, чтоб мы и кошку похоронили, что мы и сделали. А после подождали у елки Уордела – все надеялись, он вернется. Когда же до нас дошло, что он не вернется, по той же тропинке мы побрели к дому.
Еще не дойдя до дома, мы увидели машину мистера Джемисона и припустили бегом. Вдруг мистер Джемисон привез вести от Стейси? С тех пор как он ушел, мистер Джемисон уже дважды побывал у нас дома. Именно он с помощью мамы, папы, Ба и мистера Моррисона составил примерный список земель, куда для работы на плантациях сахарного тростника рекрутировали мужчин и подростков. Список был длинный. И теперь мама почти все свое время тратила на письма – она писала шерифу в каждый город, что находится в обозначенных землях. Просила прислать хоть какую-нибудь информацию о Стейси и Мо. Мистер Джемисон снабжал ее чернилами и конвертами, своими фирменными бланками, а также письмами с запросом от его имени. Основание для этого было веское: деловому письму адвоката любой шериф уделит больше внимания, нежели письму черного семейства, которое молит о новостях про своего детеныша. Но пока эти письма никаких вестей о Стейси не принесли.
Когда мы вошли, папа сказал:
– Мистер Джемисон рассказывал нам, куда отвезли на грузовиках тех, кого набрали в наших местах для уборки сахарного тростника. Это в дельте реки, стало быть, к югу отсюда. – Папа секунду помолчал. – Я съезжу туда, поищу, так я решил.
– И привезешь Стейси домой? – с надеждой спросил Малыш.
– Слишком не надейся, сынок. Но если Стейси там, конечно, я его привезу.
– А тебя долго не будет, пап, а, пап? – хотел узнать точно Кристофер-Джон.
– Ну, неделю. Может, две, зависит от… Мне ж надо проследить путь этих грузовиков. Какой где ссадил людей. Для этого требуется время.
– Не могу понять, почему ребенок до сих пор не написал, – печально покачала головой Ба.
– А что, если он просто не мог, миз Каролайн? – заметил мистер Джемисон. – На сахарных плантациях жизнь тяжелая, это всем известно. Скорей всего, у него не было возможности отправить письмо.
– Молю бога, чтоб только в этом была причина.
– Когда собираетесь в путь? – обратился к папе мистер Моррисон.
Папа попытался поймать мамин взгляд. Но она отвела глаза.
– Как можно скорей. Только соберусь и поеду.
– Остается пожелать вам удачи, Дэвид, – сказал мистер Джемисон. – От всей души.
– Спасибо. За себя говорю и за всю семью.
Пока Кристофер-Джон и Малыш помогали папе собираться, мы с Ба и Сузеллой готовили ему в дорогу еду. А мама ушла из дома и направилась к пастбищу. Она вернулась, уже когда он на задней веранде снимал с гвоздя зеркальце для бритья. Он смотрел, как она пересекает двор. Я наблюдала за ними через кухонное окно.
На ступеньках мама остановилась.
– Ты плохо себя чувствуешь? – спросил папа.
Мама покачала головой.
Он ждал, что мама заговорит, но она молчала. И он стал спускаться с веранды.
– Дэвид.
Папа остановился и поглядел на нее.
– Знаешь, о чем меня на днях спросила Кэсси? – И, не дожидаясь, что он ответит, сказала: – Она спросила, я все еще люблю тебя или нет?
Воцарилось молчание. Наконец папа произнес:
– И что ты ей ответила?
– А ты сам не знаешь?
– Затрудняюсь сказать… в последнее время. – И он коротко улыбнулся.
Мама поднялась на веранду, лишь на миг замешкалась и упала в его протянутые руки.
– Дэвид, – сказала она, а папа крепче прижал ее к себе, – привези Стейси домой. Пожалуйста, дорогой… верни его домой.
На кухне было жарко до обалдения. Всю нескончаемую субботу на плите стояли огромные котлы – два с мелко нарезанными яблоками из нашего сада, два других с кожурой от них и сердцевинками. Это для джема. Варка тянулась весь день, так как Ба приступила к ежегодной заготовке фруктов на зиму, консервированию – так это называлось. Сидя за кухонным столом вместе с мамой, Ба и Сузеллой, я чистила яблоки, но от сильного жара, что шел от плиты, у меня закрутило в животе, стало подташнивать и заболела голова. Я глянула вниз на бушели яблок, груш и персиков, также ожидавших чистки. И внезапно почувствовала усталость. Я встала, выскочила на веранду. Гляжу – ведро с водой пусто. И то, что к балке подвешено, – тоже. Я было подумала сходить к колодцу за водой, но сил не было. Поскуливая, я вернулась и снова уселась за стол.