========== Часть 1 ==========
***
Чуть раньше все было хорошо. Еще вчера перья облаков писали на лазурном пергаменте неба витиеватые строчки. Сидя у окна, Гермиона пыталась расшифровать их. Не судьба. И сегодня эти письма смяты в огромные грозовые тучи. Хмурит лицо поздний август, осыпают проклятиями последние летние грозы. По-отечески наставляют жить новой жизнью, забыть о прошлом.
У Гермионы Джин Грейнджер нет привычки плакать. Девушка не проронила ни слезинки, когда рука об руку с верными друзьями — Гарри и Роном, скиталась по свету в поисках осколков души Волан-де-Морта. Холод, голод, безнадежность каждого дня — глаза остаются сухими. Она не зарыдала, оставшись сиротой при живых родителях, ведь ни одно заклинание в подлунном мире не способно вернуть им память…
Но сейчас горячие слезы прокладывали едкие дорожки по впалым щекам. Между пальцев сигарета, дым горчит в чистых легких. Она не умеет курить, жить настоящей жизнью и отпускать друзей. Пришлось. Ведь сегодня, не называя причин, Рон покинул ее маленькую съемную квартиру и ушел в вечерний сумрак, оставив за собой лишь стелющийся тонким шлейфом запах одиночества и сырости не протопленного жилья.
А ведь ей всего восемнадцать. Звучит — словно сто. Неумело прожитые, точно начерно, годы, сложились в целую книгу из обрывков воспоминаний, газетных вырезок, исписанных пергаментов, где ее имя прославляли, превозносили. Пару месяцев. Теперь все забыто, и каждый занят поиском своего места в новой жизни.
Гермиона надеялась, что все наладится, стоит только вернуться в Хогвартс. Родные стены примут, она закончит обучение, чтобы потом…
Потом что?
Пока этот вопрос задавать рано.
Вечер застал ее за сборами: полупустой чемодан, перья, книги. Словно Робинзон, покидающий опостылевший остров молчания. “Хогвартс-экспресс”, в чреве которого новое поколение чародеев и ни одного знакомого лица. Гермиона до последнего дня надеялась, что Гарри или Рон вернутся в школу Чародейства и Волшебства вместе с ней. Но для Рональда Уизли школа — лишнее напоминание о безвременной утрате родного брата. Джинни бросила учиться по той же причине, и она носит теперь фамилию Поттер и ребенка Гарри — им не до учебы.
Гермиона в купе одна. Под стук колес она так же одинока, как профессор Люпин в самую первую их встречу. Девушка и сама напоминает профессора-оборотня: спутанные волосы, старая мантия, видавший виды чемодан.
И вновь мутные тени воспоминаний. Шепот мыслей, не прекращавшийся ни на минуту. Скорее бы доехать, увидеть лица знакомых, преподавателей.
Но.
Никого. Наполненный незнакомыми людьми Большой Зал для нее пуст, безразличен.
И она ищет утешения в книгах и бесконечной череде дополнительных занятий, бесполезных, заполненных той информацией, которую она знала глубже и полнее любого из профессоров.
***
Он появился, опоздав к началу учебного года недели на три. Золотые одежды деревьев уже изрядно истрепал ветер, и они дрожащие, зябнущие готовились теперь к настоящим холодам, когда долговязая фигура Драко Малфоя показалась в общем зале. Гермиона узнала его сразу и, выдохнув от неожиданности, слишком долго задержала взгляд: все та же высокая, тонкокостная фигура, еще более худая, чем в прошлую их встречу, узкое лицо и непогода бесцветного взгляда. Смотрит исподлобья: хмурый, озлобленный, такой же презирающий всех и вся, как и раньше, но необъяснимо-родной.
Цепляется взглядом — на секунду ловит ее в поле зрения. В глазах ничего — пустота, пугающая, затягивающая своей бездонностью, такой же, как у нее самой. Такие глаза у всех, кто видел и вышел живым из битвы за Хогвартс.
Но Драко Малфой, при живых родственниках, потерял в этой войне едва ли не больше остальных. До основания разрушен тот мир, к которому его приучали с детства.
В затянувшемся мгновении молчаливого приветствия возникла неловкость, но никто не спешил отвести взгляда, ведь сделав это можно проиграть немую дуэль. Она стара и знакома — их школьная вражда. Та же тень презрения проскальзывает в его взгляде.
Он садится напротив Гермионы за слизеринский стол, все еще не теряя зрительного контакта с девушкой. Пододвинув к себе тарелку с завтраком, Драко принялся за еду, даже не посмотрев, что перед ним. Ситуация становилась глупой и почти смешной, но от неловкости их спасла утренняя почта, когда в распахнутое окно, шелестя крыльями, ворвались сотни сов.
Гермиона получила ежедневный «Пророк» и, опустив медный кнат в мешочек, привязанный к лапке совы, продолжила наблюдать за Малфоем. На острое плечо юноши опустилась крупная серая сипуха, носившая почту из Малфой-Мэнора.
Изящным движением Драко отцепил пергамент от лапки, скормил сове лепешку со своей тарелки и, развернув письмо, погрузился в чтение. По мере того, как быстро побежали глаза по строчкам, и как сгустились тучи во взгляде, Гермиона поняла, что вести из дома совсем не добрые. Дочитав до конца, юноша скомкал пергамент в кулаке. Во взгляде явно читалось отчаяние. Бледное лицо исказила гримаса, а свободной рукой Малфой согнул вилку так, будто та сделана из пластилина. Встав, он быстро зашагал к выходу.
И это уже слишком. Слишком хорошо знакомо, остро-болезненно, так что невозможно терпеть, и тогда, подгоняемая ей одной знакомыми чувствами, Гермиона выбежала вслед за юношей.
Он шел скорым шагом, а Гермиона бежала изо всех сил, но настигла его не сразу. Услышав шум за спиной, Драко остановился, но не спешил обернуться. А она не знала, что делать дальше. Так и стояли двое в полумраке коридора, слушая сбивчивое дыхание друг друга.
Тронуть за плечо — возможность получить очередное оскорбление. Назвать по имени — отобьет «грязнокровкой» в ответ.
Но Гермиона осмелилась сделать последний шаг, подойдя так близко, что почти задела его. Ладони взметнулись вверх по плетям опущенных рук. Она заключила дрожащее то ли от холода, то ли от гнева тело в крепкое кольцо объятий. Тишина, где излишни любые слова. Только тихие собственные всхлипы, давящие на грудь в области сердца.
— Что тебе от меня нужно? — в голосе усталость и никакого оттенка злости.
— Ты, Малфой, я хотела бы… мне было нужно с тобой поздороваться, Драко.
— Не понимаю, — он слегка поворачивает голову, ровно настолько, чтобы видеть ее глаза, — не понимаю, зачем тебе подходить ко мне.
— Ты из прошлого. Плохой герой, злой человек, но все же знакомый, а это уже хорошо.
— Глупо, Грейнджер, — решительно освобождается от ее рук, — мы друг другу никто.
— Да, чужие. Но я видела. Письмо. Ты получил послание, и оно расстроило тебя.
— Не твоего ума дело. И перестань совать свой нос в чужие дела. Воспитанным девушкам это не к лицу.
Его шаги гулким эхом отразились в пустом коридоре, а через несколько мгновений темнота поглотила и силуэт. Но Гермиона успела заметить, как он швырнул смятый пергамент на пол.
Подошла, опустилась на корточки, подняла, развернула.
Элегантный и явно женский почерк, обилием вензелей указывал на манерное воспитание писавшей его дамы. Пятна, с тонущими в них словами, дрожь строк, и Гермиона не сразу поняла, что читает:
«Милый, драгоценный сын, Драко!
Возможно, ты был прав, когда говорил, что уезжать тебе не стоит. В стенах Мэнора в твое отсутствие тошно и одиноко. Слышу вой обезумевшего ветра: он мечется пленником, вырвавшимся на волю, рвет черепицу с крыши, разрушает наш дом. Я вижу кошмарные сны, но страшнее реальность. Отца приговорили к поцелую дементора.
Драко, ответь мне, скажи, что это еще не конец, что будет еще хотя бы один летний рассвет, способный рассеять мрак вокруг меня. Скажи мне, сын мой, что скоро весь этот кошмар закончится и все будет, как раньше.