Ох, ни хрена себе!
Верно... сфокусируйся.
- Я ни за что не позволю им разделить нас, - говорю я ей. - Но, если...
Я не могу помешать себе вспомнить лицо Одри, когда Оз угрожал нам. Я думал, что она выглядела взволнованной, но...
- Если? - спрашивает она.
Я вынуждаю себя сесть, осторожно, чтобы посмотреть на ее лицо вместо многих других мест, на которые я бы с удовольствием посмотрел. - Ты хочешь быть связанной со мной?
- Я... хочу, чтобы ты был счастлив.
- Это не то, о чем я спросил.
Она отводит взгляд, а теперь я серьезно становлюсь взволнованным.
- Ты не передумала, не так ли?
- Нет...
Хорошо, это правильное слово, но то, как она произносит его... подразумевает "но"... не точное утверждение.
- Если что-то изменилось, ты должна сказать мне. Я не... - Мой голос ломается, и я откашливаюсь. - Я не хочу, чтобы ты чувствовала, что застряла со мной.
Она возвращается ко мне, ее выражение лица невозможно прочитать.
- Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя привязанным ко мне. Теперь, когда ты встретил Солану...
- О, Боже... о чем идет речь?
Я так расслабляюсь, я не могу сдержать смех, когда я хватаю ее и тяну к себе... что оказывается плохой идеей, потому что я все еще без рубашки, и, черт побери, у ее платья такой низкий вырез. Я глубоко вздыхаю, пытаясь вспомнить то, что я собирался сказать, и наконец могу пробормотать:
- Солана - хорошая девушка, но она никогда не будет тобой.
- Но... как ты можешь хотеть быть с девушкой, чья мать убила твоих родителей?
Она опускает подбородок, но я наклоняюсь и тяну его обратно, вынуждая ее смотреть на меня.
- Я никогда не буду винить тебя в этом, Одри. Я даже не уверен, виню ли я твою маму. Особенно теперь, когда она...
Одри закрывает глаза.
- Мне жаль, что не сказал тебе об этом раньше, - бормочу я. - Я не знал, что сказать.
Это слабое оправдание даже мне, но Одри позволяет мне выходить сухим из воды. Она просто сидит там, выглядя такой душераздирающе грустной.
- Хочешь об этом поговорить?
- О моей маме? - Она качает головой. - Нет. Она выбрала свой собственный путь. Но...
- Но? - спрашиваю я, когда она не заканчивает фразу.
Одри вздыхает, опуская глаза к вырезу ее платья. Я пытаюсь не следовать за ее взглядом... но это не легко.
- Что? - спрашиваю я спокойно.
- Я просто... в таком беспорядке. Между моей матерью и Бурями и... - Она снова вздыхает и обмякает. - Солана, настолько прекрасная и симпатичная и...
Есть только один способ остановить это безумие. Я тяну ее ближе и целую ее со всем, что я имею.
Она опускается в мои объятия, открывая губы, когда она прижимается ко мне. Порыв жара заставляет мою голову кружиться, или возможно это от прикосновения кожи к коже. Ее губы проходят вниз по моей шее, и я понимаю, что, если я позволю этому движению продолжиться, я не смогу остановиться... и у нас отчасти заканчивается время. Таким образом с последним рывком воли я целую ее еще раз и отдаляюсь.
- Теперь ты будете считать, что я хочу быть с тобой? - спрашиваю я, усмехаясь, когда вижу, как она задыхается.
Ее улыбка исчезает.
- У тебя могла быть любая.
- Ха! Я серьезно сомневаюсь относительно этого. Я едва ли был хитом с человеческими девочками... и не только из-за тебя, хотя ты определенно не помогала. Но что еще более важно, ты когда-нибудь прекратишь во мне сомневаться? Или чтобы сделать это, я должен вытатуировать твое имя через все мое тело, потому что я действительно не поклонник игл, но я помещу большое "Мое Сердце у Одри" прямо здесь, если будет нужно.
Я провожу рукой по груди.
Она качает головой, и я задерживаю ее, сопротивляясь убеждению поцеловать ее снова, когда шепчу в ее ухо.
- Я выбираю тебя. И если кто-либо когда-либо будет пытаться разорвать нашу связь, то я разрушу их... а затем я буду упорно искать тебя и просить позволить мне сформировать связь снова.
Она улыбается у моей шеи, давая мне гусиную кожу, прежде чем она наклоняет подбородок и шепчет:
- Тогда, что мы будем делать с Озом?
- Я не знаю. Но я не доверяю ему, - шепчу я в ответ, чувствуя себя лучше просто говоря это вслух.
- Я тоже, - признает она через секунду. - Значит. ты не собираешься учить его Западному?
- Я не думаю, что физически могу. Я испытываю желание сбежать просто обдумывая это. Но что относительно остальной части Бурь? Я не знаю, как я буду жить с собой, если я позволю большинству из них умереть за меня...
- Это не твоя обязанность волноваться о других опекунах. - Она прослеживает пальцы вдоль края моего ушиба, позволяя своим искрам ослабить часть боли. - Ты также ставишь свою жизнь на линию... и они знали риск, когда давали свою клятву. Они все знают, что их работа может быть смертельна.
Слово чувствуется, что бросает тень на нас.
Биться до смерти.
Я думаю, что мог отослать их, но я действительно не считаю, что мы с Одри достаточно сильны, чтобы сразиться со всеми Буреносцами. И если Живые Штормы будут свободно гулять по долине...
Я чувствую, как будто меня ударили в грудь, когда я понимаю то, о чем забыл, и я, спотыкаясь, иду к своей тумбочке, чтобы достать мой длинный заброшенный сотовый телефон.
- Что случилось? - спрашивает Одри, когда я включаю его и вижу, что на нем все еще есть немного зарядки.
- Кому-то лучше быть мертвым, - ворчит Айзек, когда он отвечает, что заставляет меня понять, сколько сейчас времени. Без четверти шесть на часах у моей кровати.
- Эй, - бормочу я, готовясь к тому, как неловкий это будет. - Я знаю, что тебе это покажется странным, но... мне нужно, чтобы ты уехал из города на несколько следующих дней. Прямо сейчас.
Я могу услышать шелест простыни, когда он садится на постели.
- Ты в своем уме?
- Да... и я не пьяный, если это твой следующий вопрос. Просто доверься мне, когда я говорю, что ты будешь в безопасности, если ты уедешь из пустыни на некоторое время. Возьми Шелби и твою семью. Мои родители поехали в Мексику, возможно, ты можешь встретиться с ними там.
- Так... давай-ка разберемся, - говорит Айзек после бесконечной тишины. - Ты не звонишь две с половиной недели... а теперь ты звонишь мне на рассвете и сообщаешь мне собираться и направляться в Мексику с твоими родителями? И я, как предполагается, полагаю, что ты не на наркотиках?
Я не обвиняю его в том, что он не верит мне. Но он должен уехать из города.
- Смотри, все, что я могу сказать, то, что дерьмо собирается попасть на вентилятор очень скоро, и я не хочу, чтобы ты застрял в ней...
- Какое дерьмо?
- Это... трудно объяснить. - Он никогда не поверит мне, если я скажу ему правду. Я, конечно, не скажу. - Но это большое, сумасшедшее, ты не сможешь разгрести этот вид дерьма. Поэтому, пожалуйста, просто забери свою семью и Шелби отсюда... разве у вас нет родственников, у которых вы могли остаться в Энсенаде?
- Чувак, кончай трепаться и иди спать.
- Я не треплюсь, я...
Он кладет трубку.
Я перезваниваю, но попадаю прямо на голосовую почту. То же самое в следующий раз. И после.
Я испытываю желание позвонить ему на домашний, но если я не могу убедить своего лучшего друга, что я в своем уме, я сомневаюсь, что смогу убедить его параноидальную мать. И его подруга Шелби не говорила со мной начиная с разгрома Ханны из Канады несколько недель назад.
Что оставляет мне только один выбор.
- Ты собираешься пойти к нему? - спрашивает Одри, доказывая, как хорошо она знает меня, когда я хватаю самую близкую рубашку и надеваю ее через голову.