— А, ничего. — Он снова потянулся за индейкой. — Наверное, соседям нравится, что мы здесь живем. Ну, мы вроде как украшение этого места. У нас тут есть детская площадка, эффективная система переработки отходов и две еврейские семьи.
— И правда странно, — сказала я, взяв в руки солонку в форме снеговика, — у вас столько рождественских украшений!
— Наверное. Но это же просто праздник, ты же понимаешь? Все настолько понарошку, что ничего такого в этом нет. Мама готова праздновать что угодно. Родственники удивляются, что мы ставим елку, но елка — это же здорово! Она не связана с религией.
— Ну да. А что думает твой папа? — спросила я.
— Понятия не имею. Он с нами не живет.
Стюарта это, похоже, совсем не беспокоило. Он побарабанил пальцами по столу, чтобы закрыть тему, и встал.
— Я принесу подушки и еще одеял, — сказал он. — Сейчас вернусь.
Я встала и прошла в гостиную. Там были две елки: маленькая, у окна, и еще одна, большая, почти трехметровая, в углу; она почти согнулась под весом самодельных украшений, гирлянд и серебристой мишуры.
Чуть ли не большую часть гостиной занимал открытый рояль. На подставке стояли ноты с пометками, сделанными ручкой. Я ни на чем не играю, поэтому мне любые ноты кажутся китайской грамотой, но эти явно были еще сложнее обычного. Кто-то здесь хорошо разбирается в музыке. И этот рояль точно не был «мебелью».
Но сильнее всего мое внимание привлекло то, что стояло на рояле. Деревня Санта-Флоби, обвитая гирляндой! Она была гораздо меньше нашей, но самая настоящая.
— А что это такое, ты наверняка и сама знаешь, — сказал Стюарт, спустившись по лестнице с ворохом подушек и одеял в руках.
Да уж, знаю. У них было пять домиков: кафе «Весельчаки», магазин жвачки, праздничная лавка дядюшки Фрэнка, эльфетерий и кафе-мороженое.
— У вас их, наверное, больше, — сказал он.
— Ну да, у нас их пятьдесят шесть.
Он одобрительно свистнул и потянулся к переключателю, чтобы зажечь в домиках свет. У них не было такой хитроумной системы, как у нас, чтобы включалось все сразу, и поэтому, чтобы домики ожили, ему пришлось щелкать переключателем по очереди.
— Мама думает, что они чего-то стоят, — сказал он. — Обращается с ними как с драгоценностями.
— Все мамы так думают, — посочувствовала я и окинула домики взглядом эксперта. Обычно я об этом не распространяюсь, но по понятной причине о Деревне Санта-Флоби я знала довольно много. — Ну, — сказала я, показав пальцем на «Весельчаков», — вот этот кое-чего стоит. Видишь, он кирпичный, и тут вокруг окон зеленое? Это значит, что домик — первого поколения. В следующем году они покрасили подоконники в черный…
Я осторожно взяла домик и осмотрела основание снизу.
— Номера нет, — сказала я, — но любой домик первого поколения с заметными отличиями — уже что-то. К тому же «Весельчаков» сняли с производства пять лет назад, поэтому они сейчас немного подорожали. Этот домик можно было бы продать долларов за четыреста, только у него, кажется, труба отвалилась. Видно, что приклеена.
— А, ну да. Это моя сестра натворила.
— У тебя есть сестра?
— Ага, Рейчел. Ей пять. Не волнуйся, ты с ней еще познакомишься. Так это же круто, правда?
— По-моему, круто — неподходящее слово. Скорее грустно.
Он выключил в домиках свет.
— А кто у вас играет на рояле? — спросила я.
— Я. Это мой талант. Ну, у всех же есть хоть какой-нибудь талант.
Стюарт скорчил дурацкую рожу, и я засмеялась.
— Зря ты себя недооцениваешь, — сказала я. — В университетах любят людей со способностями к музыке.
Боже, это прозвучало так… ну, так, будто я все делаю только для того, чтобы потом понравиться кому-нибудь в университете. Я с ужасом поняла, что процитировала Ноя. Раньше я и не задумывалась о том, как противно звучит эта фраза.
— Извини, — сказала я. — Я устала.
Он отмахнулся от моих слов, будто мне не нужно было ни объясняться, ни извиняться.
— Мамы тоже любят, — сказал он. — И соседи. Я тут вроде ученой обезьянки. К счастью, мне играть нравится, так что ничего страшного. Ладно… устраивайся на диване и…
— Да, спасибо, — сказала я. — Здорово. Спасибо, что позволили мне остаться.
— Не за что.
Он развернулся, чтобы уйти, но остановился у лестницы.
— Слушай, — сказал он, — извини. Я вел себя как козел по пути сюда. Просто…
— Я знаю. Это все метель, — сказала я. — Мы замерзли, у нас было дурное настроение. Не переживай. Ты тоже меня извини. И спасибо.