Перевязочный материал, семь рулонов
Ментоловый бальзам, три жестянки
Крысиная отрава (паста из красного морского лука)[17]
Аптечка первой помощи (фельдшерский набор № 7)
Микстура от кашля «Джи»
Моющее средство «Скрабб» (2 бутылки)
Санитарные полотенца, прессованные (один ящик)
Суппозитории «Энуль» (две коробки)
В списке было ещё две страницы. Перси мог достать половину у аптекаря в Тетфорде, но нет, это следовало отослать в Лондон. И об этом он также должен был помалкивать. Десять шиллингов, как-никак. За такое Перси бы поклялся, что чёрное – это белое. И деньжата отправятся прямиком в брачную кубышку Лиззи Косфорд.
Он убедился, что дорога по-прежнему пуста, включил первую скорость «Уорвика» и поехал к дороге, ведущей в Тетфорд.
Если бы Перси Литтлвуд смог понять код, содержавшийся в том скучном списке, шифр, который усердно разрабатывали при участии всех сторон, он мог бы и позабыть про Лиззи. Ибо в Лондоне люди более прозорливые, чем Перси, поняли бы, что причина смерти семерых человек, чьи жизни унёс несчастный случай во время учений, пока что оставалась неразгаданной, и единственный выживший был по-прежнему нем. И последняя строчка, в которой говорилось о срочной доставке ящика тонизирующего вина Святого Осии – Осия, сын Навина[18], один из двенадцати разведчиков, посланных Моисеем в Ханаан, был святым покровителем шпионов, – толкованию подвергалась легко.
«Присылайте своего человека».
Шесть
Восемь джентльменов из Комитета по военным неврозам вошли в лекционный амфитеатр в Миллбанке и заняли свои места, гадая, свидетелями чего им предстоит сделаться. В передней части зала за кафедрой стоял майор Джон Х. Ватсон в униформе, с деревянной указкой в руке. Позади него находился белый экран, на который был направлен луч проектора. По сторонам от него располагалось несколько подвешенных холстов, на каждом из которых был изображён какой-то аспект человеческого тела, отображённый в виде людей, лишённых стольких слоёв кожи, сколько требовалось, чтобы показать артериальную, венозную и лимфатическую системы, мускулатуру или нервные пути. Рядом с помостом был желтоватый человеческий скелет, подвешенный к металлической стойке за крюк в черепе.
Ватсон изучил своих зрителей. Ими были пять офицеров из медицинской службы сухопутных войск, включая Крокера, заместителя начальника медицинской службы, и подполковника Роберта Армстронга Джонса, коменданта психиатрической лечебницы Клейбери, а также три гражданских специалиста – два невролога и психиатр. Комитет по военным неврозам созвали поспешно, чтобы дать ответ на вопросы, которые возникали в связи с частотой так называемых боевых неврозов и лечением их жертв.
Перед этими людьми Ватсон чувствовал себя в высшей степени некомпетентным. Продолжительность его собственного опыта работы с этим расстройством составляла немногим больше восьми месяцев. Впрочем, напомнил себе доктор, у него было одно преимущество перед этим блистательным комитетом. В отличие от них, он заглянул в ту тёмную яму, куда упали столь многие солдаты. Лишь благодаря удаче и добрым друзьям он сам в неё не свалился. Но почувствовал тягу отчаяния и страданий, словно некую тёмную, зловещую гравитацию. Лишь тот, кто бывал на фронте или, как он, проник дальше, в сточный колодец ничьей земли, мог рассчитывать на понимание того, через что проходили солдаты неделю за неделей, год за годом.
Замначальника медслужбы был тем, на кого следовало произвести впечатление. Ватсон тайком бросил на него взгляд. Подполковник Перси Крокер – за глаза его называли Громадиной – был во всех смыслах большим человеком, с ушами, которые могли бы заменить паруса.
Когда зажглись трубки и сигареты, Ватсон прочистил горло:
– Джентльмены, благодарю за визит. Надеюсь, я сумею оправдать затраченное время. Как вы знаете, я не претендую на звание эксперта по неврастении или психиатрии. Я, в силу своего обучения, скромный врач общей практики.
– И в самом деле, – сказал один из офицеров, словно подводя итог. Ватсон продолжил, не обращая внимания на замечание:
– Однако мне довелось на себе испытать условия на передовой. Я был под артобстрелом. Говорю это без намёка на бахвальство или высокомерие. – Ватсон помедлил. Он не пытался вызвать у слушателей чувство некомпетентности. Он знал, что Крокер объезжал поля сражений и видел заградительный огонь, но был в достаточной степени уверен, что остальные члены комитета никогда не покидали Британских островов. – Именно мой собственный опыт в связи с последствиями столкновения с современными средствами ведения войны разжёг во мне интерес к такому предмету, как военные неврозы. – Пришлось соблюдать осторожность, чтобы не произнести словосочетание «снарядный шок». Сидящий перед ним замдиректора медслужбы наложил вето на этот термин[19]. – Я испытал ночные кошмары, внезапные изменения настроения и приступы неоправданной агрессии даже по отношению к старым, проверенным друзьям, а также отстранённость от мира. Симптомы длились много недель после моего возвращения домой, но я знаю, что моя форма расстройства была лёгкой. В какой-то степени придя в себя, я озаботился случаем молодого человека, с которым мы познакомились на фронте. – Ватсон повысил голос, обращаясь к технику, сидевшему в последнем ряду амфитеатра: – Вы не могли бы приглушить свет?.. Спасибо.
17
19
Термин «снарядный шок» (shell shock) в официальной медицинской литературе появился в начале Первой мировой войны в статье, опубликованной Чарльзом Майерсом в журнале «Ланцет». Однако довольно быстро он вышел из медицинского обихода и в 1917 году был официально запрещён. Недостаточно чёткая формулировка позволяла подогнать под «снарядный шок» множество разнообразных расстройств, не все из которых были связаны с военным опытом больных; неприязнь к термину возникла ещё и по той причине, что проявления «снарядного шока» многие принимали за трусость и нежелание воевать, а многочисленных пострадавших от него – за симулянтов. Во время Второй мировой войны для обозначения аналогичного расстройства стали применять термин «боевая психическая травма». БПТ в настоящее время считается частным случаем посттравматического стрессового расстройства, и нередко для её обозначения используются такие термины, как «вьетнамский синдром», «афганский синдром» и т. д.