– Такое событие надо отметить, – заявила Соня, запирая гараж.
– Отмечу. Потом. С женой. Когда вручу.
– Какой же ты, Явницкий, зануда! Я свой драгоценный отпуск на тебя трачу, место в гараже выделила, считай, бесплатно, а ты зажал проставу. Хоть бы угостил…
– Ну вон KFC рядом, – кивнул Максим в сторону развлекательного комплекса. – Давай угощу бургером?
– Это ску-у-учно, – протянула Соня. – Ну ладно. С паршивой овцы хоть шерсти клок.
Домой в тот день мчался как на крыльях. Доволен был страшно, что все так удачно, так невероятно быстро получилось. Ведь сам до конца не верил, что сможет. Алена, правда, кислая ходила, но она в последнее время постоянно такая, как в воду опущенная. Он списывал эти перепады на беременность. А сейчас еле сдерживался, чтобы не выболтать про сюрприз. Хотелось ее как-то приободрить, но утерпел.
Ближе к ночи позвонила вдруг Сонька. Ненормальная! Вот как знал, не хотел с ней связываться.
– Макс, – заверещала она. – Прости! Но я уезжаю! Позвонил мой бывший, сказал, что много думал, скучает, предложил попробовать сначала. Он завтра утром уезжает и зовет меня с собой. Я не могу не поехать! Это мой шанс. Ты же понимаешь?
– Блин, Соня, как же ты не вовремя…
– Ну, прости! Я сама не думала, что так получится. Слушай, ну пусть твоя тачка там стоит, ты можешь приехать ключи от гаража взять? Потом отдашь.
– Я не могу сейчас приехать. Я что жене скажу?
– Подкаблучник! Ну что тут такого-то? Ну, скажи, что сюрприз там у тебя для нее готовится. Или ты вообще не хочешь, чтобы она о чем-то догадывалась?
– Конечно, я не хочу, чтобы она догадалась!
– Блин, даже завидую иногда твоей жене. Макс, ну тогда утром давай? Только рано! У нас поезд отправляется в десять. В девять я из дома уже выхожу. Так что успевай до девяти.
– Ладно, ладно. Завтра утром перед работой заеду к тебе. Давай, до завтра.
Назавтра заехал в восемь утра, забрал ключи – и на работу. И как знал, ушел с работы пораньше. Просто чувствовал, хотя и не мог объяснить возникшую вдруг тревогу.
Уже подъезжая, Максим понял: что-то не так. Дом не светился приветливо огнями, как обычно, а стоял темный и безмолвный. Может, Алена спит? В последнее время она стала много спать. Но нет. Ее действительно нигде не было. На звонки она тоже не отвечала. Хорошо, в конце концов Максим сообразил набрать отца. И тот сообщил: «Поздравляю! Час назад у тебя родилась дочка».
Жаль, конечно, что так вышло с «сюрпризом». Точнее, не вышло. Но, рассудил Максим, уж лучше он раскроет карты раньше времени, видеть страдание в любимых глазах было выше всяких сил. Зато какое, оказывается, чудо наблюдать, как это самое страдание постепенно тает, сменяется недоверием, надеждой и… счастьем.
Сокрушался потом в шутку:
– Хотел сделать тебе сюрприз, но куда уж мне до тебя. Такой сюрприз, – он бережно прижимал дочку к груди, – не переплюнуть.
Очень хотелось поцеловать лобик, крохотный носик, губки, которые малышка забавно складывала трубочкой, но боялся: вирусы там всякие, микробы… Вдруг опасно?
– Ты прости, пожалуйста, – винилась Алена, – что подозревала тебя. Думала про тебя плохо…
– Да ладно. Вот за это чудо, – Максим улыбался, вглядываясь в личико дочки, – я тебя заранее прощу вообще за все, что бы ты там еще ни напридумывала.
Потом перевел взгляд на жену:
– Нет, правда, спасибо! Назовем ее Машей.
– Почему Машей? – нахмурилась Алена. – Это в честь кого-то? В честь кого?
Максим посмотрел на жену и рассмеялся.
– Что, понравилось ревновать? Или просто по инерции? Ладно, отдаю почетное право выбора имени тебе.
– Почему? – смутилась Алена.
– Потому что люблю тебя и не хочу, чтобы всякую фигню думала.
Выписали их на пятый день. Встречали у роддома с помпой: цветы, шары, шампанское, лимузин – это уж отец расстарался по привычке. И, конечно, не удержался – покрасовался вовсю. Пригласил фотографа и оператора, чтобы запечатлеть такой момент. Растерянную Алену и слегка ошалевшего от радости Максима тыркал туда-сюда, ставил здесь, там, на крыльце, у машины, чтобы фотографии получились многообразные. Говорил громкие речи, пил шампанское по-гусарски из горла.
Максим впервые не чувствовал от всей этой показушности раздражения. Единственное – просил не шуметь, чтобы не разбудили кроху, которая сладко спала в его руках. При этом снисходительно становился, куда попросят, принимал эффектные позы и улыбался. Наверное, потому, что, несмотря на все это представление, отец и правда радовался искренне. Или потому, что сам Максим был счастлив, даже очень, так, что его прямо распирало так, что хотелось делиться этим счастьем со всеми вокруг. С теми, кто разделял их радость от души, и с теми, кто поглядывал с чуть снисходительной улыбкой. Ничего они не понимают! Он и сам раньше не понимал, что вот такое уютное счастье – это самое дорогое, что может быть. Это целый мир, ради которого стоит жить.