Гас кивает, поскольку он завязывает полосу ткани на самой широкой глубокой ране на руке:
— Думаю, так лучше. Возможно, сломанная связь помешает Вейну пытаться спасти тебя.
— Думаешь, он действительно пойдет за нами? — Я удивляюсь, что эта мысль не пришла в мою голову.
— Это же Вейн. Он — мастер глупо рисковать. Кроме того… ради тебя он пойдет на что угодно. Или пошел бы, прежде чем…
— Ну, — говорю я, голос дрожит больше, чем я ожидаю. — Надеюсь, он на это не пойдет.
— Ты правда это имеешь в виду?
— Должна. — Для Вейна было бы безопаснее отпустить меня.
— Ничего себе, — выдыхает Гас. — А я думал, что это тяжело.
— Как ты можешь сравнивать? — Я указываю на его сочащиеся раны.
— Ммм, меня тут немного побили. Ты же разорвала свою сущность на пополам и бросила парня, которого любила. Даже не пытайтесь притвориться, что это было не больно.
Было.
Но холодная пустота, которая последовала за этим, была хуже.
— Тебя не просто побили, Гас, — напоминаю я ему. — У тебя дыра в плече.
— Да, ну… всего лишь небольшая дырочка. — Он пытается улыбнуться, когда касается пальцами краев раны. Но я могу расслышать боль в его голосе.
— У меня есть бинты, — говорю я, желая, чтобы это предложение не звучало таким пафосным. — Часть испачкана, но мама Вейна использовала больше бинтов, чем мне было нужно. На них даже может быть немного мази.
— Не стоит. Это рана никогда не заживет.
Он прижимает ладонь над отверстием и намек страха появляется у него в глазах.
— Как Райден делает это? — шепчу я.
— Ты не захочешь знать.
Я не хочу.
Но должна это увидеть.
Понимание накрывает меня, и я не могу сказать падаю ли я или сползаю. Все, что я знаю, это то, что я так или иначе прижимаюсь к стене моей миниатюрной камеры, хватая ртом воздух.
— Что случилось? — спрашивает Гас.
Я пытаюсь расслабиться… фокусируюсь на медленных, глубоких вдохах. Но даже когда сердцебиение успокаивается, паника никуда не отступает.
Я закрываю глаза, сглатываю желчь на языке и говорю ему:
— Я не могу смотреть, как он причиняет тебе боль.
— Это не так страшно, как ты думаешь.
— Нет… это хуже. Я видела Астона. Одна дыра — это только начало.
Весь цвет стекает с его лица. Но он выпрямляется, обещая:
— Я буду в порядке.
— Как?
Я провожу пальцами по царапинам на полу, гадая, сделал ли это заключенный, когда они пытали его… или друг, которому пришлось сидеть здесь и позволять этому происходить…
Мои руки дрожат от гнева, и я не уверена, злюсь ли я на Райдена или на себя. Все, что я знаю:
— Я не могу этого сделать.
Слова повисают в тишине между нами, пока Гас не вздыхает, он так устал и измучен, что пара слезинок скатываются по моим щекам.
— Так, что будет потом? — спрашивает он. — Ты научишь Райдена Западному?
— Теперь я даже не знаю Западного… я пыталась сказать об этом Райдену, но он не поверил мне. Из-за этого глупого ветра!
Я цепляюсь за порыв, все еще летающий вокруг меня, жалея, что я не могу оторваться его и отшвырнуть прочь.
Меня не волнует, что он верный и защищает меня.
— Я не заслуживаю защиты!
— Прекрати! — кричит Гас, и гнев в его голосе заставляет меня застыть.
Он глубоко вздыхает, прежде чем снова говорит.
— Я знаю, ты беспокоишься обо мне. Но мой папа раньше говорил: «Не важно, что происходит… доверься ветру». Он часть нас. Наша семья. И это порыв… по какой-то причине… решил, что должен защищать тебя. Так доверься ему. Позволь мне разбираться с Райденом.
— Ты не знаешь, что он с тобой сделает.
— У меня есть довольно хорошая идея. — Он снова раскрывает дыру на плече. — Но я могу вынести это, Одри. Райден уже напал на мою мать. Убил мою нерожденную сестру. Превратил моего отца в Живой Шторм и вынудил меня убить его. И я все еще здесь. До сих пор воюю. Я сильнее Райдена. Он сделал все это со мной, до сих пор не зная, что ты научила меня этой команде… и никогда не узнает.
От этих слов мне становится стыдно.
Я забыла, что научила его Западному.
Только одному слову… и я даже не сказала ему, что это означает. Я не хочу вызвать у него прорыв и поставить его в еще большую опасность.
А теперь он избит и в крови, и кто знает сколько еще раундов пытки ему придется вынести. Все же он не сомневается, что может пройти через это, пока я купаюсь в жалости к себе.
— Не могу поверить, что ты знаешь больше Западного, чем я, — шепчу я.
— Какая ирония, да? Но это и хорошо. Это дает нам преимущество. Мы знаем, что у Райдена есть подозрения.