Я всегда смотрел на крестную Сайсели снизу вверх, но только увидев ее в «Автобиографии мисс Джейн Питтман», я понял, насколько она гениальна. Я читал о рабстве в школе и, конечно, обсуждал его дома с семьей, но никогда не видел его отражения на экране. И когда это произошло, я был поражен, опечален, а затем взбешен. Даже сейчас я отчетливо представляю себе сцену, когда теперь уже старая мисс Питтман проделывает мучительно долгий путь до фонтана с водой, которым было разрешено пользоваться только белым. Эпично.
Второй была блестящая тетя Шонель. Шонель Перри и мама вместе учились в Говарде и выступали в одной театральной труппе в Копенгагене. Тетя Шонель любила и понимала искусство, что позволило ей стать одним из голосов своего поколения. Она стала известным режиссером, писательницей и актрисой, а ее дом на Сентрал Парк-Вест, 444, стал культурной Меккой, неофициальной штаб-квартирой «Движения черных искусств». Я мог сидеть в углу гостиной тети Шонель, пока Никки Джованни читает вслух свои стихи, а артисты репетируют пьесы. Мне нравилось драматическое искусство. Эти артисты были полны энергии и оптимизма – и мама находилась в центре всего этого. Энергия и оптимизм были двумя самыми сильными ее чертами. Это была моя школа.
В огромной гостиной тети Шонель стояло высокое дерево авокадо в горшке, книжные шкафы от пола до потолка, картины и великолепные африканские маски, которые завораживали меня. Шонель назвала дочь в честь своей двоюродной сестры Лоррейн Хансберри, автора бессмертной пьесы «Изюминка на Солнце», которая послужила вдохновением для песни Нины Симон «Young, Gifted and Black». Первая афроамериканка, поставившая пьесу на Бродвее, Хансберри была одним из ведущих светил нашей литературной культуры. Она трагически умерла от рака поджелудочной железы, когда ей было всего тридцать четыре года. Мы с ее тезкой росли как брат и сестра.
Писательница Тони Моррисон была еще одной маминой близкой подругой. Они и тетя Шонель вместе учились в колледже, где стали частью театральной группы «Говардские игроки». У меня остались приятные воспоминания о том, как я бывал у нее дома и играл с ее сыновьями Дино и Слейдом.
Мама и Шонель состояли в престижной театральной компании Negro Ensemble Company вместе с Годфри Кембриджем, Адольфом Цезарем и Элом Фрименом-младшим. Я наблюдал за своей матерью, которая играла в паре с Карлом Бердом и Грэмом Брауном в постановке Behold! Cometh the Vanderkellans, а в Jamimma – с Диком Энтони Уильямсом и Арнольдом Джонсоном.
Мама никогда не подталкивала меня к тому, чтобы я становился актером, но подозревала, что у меня есть талант. Тем не менее она была настроена неоднозначно, чего нельзя было сказать о Шонель: та сняла меня в рождественском спецвыпуске с участием Осси Дэвиса и Руби Ди, который сама же и срежиссировала. В конце концов я тоже стал сниматься в рекламе игрушек Marx Toys, где играл с фигуркой Джонни Уэста. А потом мы с мамой сыграли мать и сына на шоу под названием Pets Allowed.
Несмотря на эти эпизодические выступления, актерская игра меня не заинтересовала. Я ничего не имел против внимания, но и не искал его специально. Мои чувства к актерскому мастерству были совсем не похожи на чувства к музыке. Актерская игра так и не стала направлять ход моей жизни. Музыка была моей настоящей путеводной звездой.
Моей третьей крестной матерью стала Дайан Кэрролл. Тетя Дайан гордо принимала свой успех. «Тройная угроза» – актриса, певица, танцовщица, – она получила статуэтку «Тони» (и была первой чернокожей женщиной, получившей эту награду в номинации «Лучшая женская роль»), а затем стала кинозвездой. Потом тетя Дайан начала работать над «Джулией». Это был первый в истории сериал, в центре которого была чернокожая женщина, занимавшаяся своей карьерой. Тетя Дайан была замужем четыре раза, а еще десять лет крутила роман с Сидни Пуатье. В 1974 году мне было девять лет, когда родители взяли меня на премьеру фильма «Клодин», в котором она снималась вместе с Джеймсом Эрлом Джонсом. У мамы тоже была роль в этом фильме. Я был в напряжении.
Четвертая крестная мать – Джоан Гамильтон Брукс из Лос-Анджелеса, самая старая мамина подруга. Они вместе росли в Бед-Стае, вместе ходили в школу для девочек, а потом обе работали на телеканале NBC. Мама и тетя Джоан были не разлей вода. Каждое утро они вместе ездили на метро, а во время ланча забегали в магазин «Сакс» поглазеть на витрины. Они вместе ходили на вечеринки и наслаждались всеобщим вниманием, но Джоан была более склонна к приключениям, чем мама. Ей нравилось жить на грани, и она действительно умела петь. На этом мы с ней и сошлись. Поскольку тетя Джоан всегда оставалась такой юной в душе, став постарше, я мог поговорить с ней, когда не решался обратиться к матери. С ней я действительно мог расслабиться и не ждать никакого подвоха.