На каштановых волосах играли отблески темной меди. Большие зеленые глаза разглядывали посетителя без особой симпатии, но и без неприязни. Чувствовалось, что разглядывая Гедеона Шабернака, Вера Гляйзман старается составить о нем свое мнение.
— Можно видеть герра Леера? — спросил он по-прежнему по-немецки.
Казалось, она вдруг приняла решение и направилась к правой двери.
— Входите, — сказала она просто. — Он вас ждет.
Адвокат сделал два шага в темную комнату, пока молодая женщина нащупывала выключатель. И тут же замер, чувствуя, как по спине прошел озноб. За спиной у него мягко закрылась дверь, совсем рядом он чувствовал дыхание Веры. А прямо перед ним находился человек, который направлял на него револьвер с отливающим синевой стволом.
Тот сидел в кресле, причем вся нижняя часть его тела была закрыта пледом. На нем была куртка от пижамы, слишком узкая для такой могучей груди. Ему было приблизительно 35 лет, серо-стальные глаза на круглом лице были столь же холодными, как и металл его оружия.
— Руки вверх, — сказал он по-немецки. — Вера, обыщи его.
Пока молодая женщина тщательно ощупывала его и извлекала бумажник, он изучал своего противника. На лице человека в кресле, внимательно его рассматривавшего, было странное выражение. Мертвенно-бледный, почти восковой цвет лица, заострившийся нос, искаженные страданием черты. Позади кресла виднелась раскрытая постель. Леер должен был подняться с нее, чтобы встретить его. Это, несомненно, стоило ему немалых усилий, но рука, державшая револьвер, не дрожала.
Голос его тоже не дрожал. Уставившись в глаза Гедеону, немец без обиняков сказал:
— Ты пришел не от Дженаузо. Я это знал с самого начала. Перед тем как расстаться прошлой ночью, они с Верой договорились о пароле, чтобы она могла определить, если кто-то позвонит, прислан тот от Дженаузо или нет.
— Вы кого-то ждете? — спокойно спросил Шабернак.
— Врача, если это тебе может как-то пригодиться, — холодно ответил он. — А теперь, кто ты такой? Отвечай! Быстро!
— Гедеон Шабернак, адвокат из юридической фирмы на улице Варикур, — ответила за него Вера, просмотрев содержимое бумажника. — Ну, месье адвокат…
— Если быть точным, — сказал Шабернак, — то я адвокат мадам Пеллер и ее… компаньонов. Я использовал данный повод только для того, чтобы встретиться с вами без инцидентов. Если бы я согласился с моими клиентами, они прибыли бы сюда сами… что могло причинить известный ущерб.
— А мне все равно, — усмехнулся гамбургский бандит. — Я не могу позволить, чтобы кто-нибудь узнал, где мое убежище. Ты был слишком глуп, заявившись сюда. И теперь ты выйдешь только, ногами вперед.
И ствол пистолета уставился в лоб Шабернаку.
С трезвым реализмом оценивая ситуацию, одна часть сознания говорила Гедеону, что первый этаж флигеля пуст, а на втором эта квартира единственная. Притом он решил, что марка пистолета, очевидно, «люгер», хотя он и не был уверен в этом, так как ничего не понимал в марках оружия.
А другая часть сознания Гедеона играла в восхитительную игру со смертью.
— Ну нет, я не выйду отсюда ногами вперед, — услышал он свои слова. — Подумайте минутку. Вы ранены. Рана должна быть достаточно серьезной, если судить по выражению вашего лица. Если вы меня убьете, то всюду останутся кровавые следы. Мадемуазель Гляйзман в доме одна. Ей придется одной убирать все следы произошедшей драмы, одной избавляться от моего трупа. А кроме того, куда это вас приведет? Если даже мои клиенты не придут сюда отомстить за меня, то не забывайте, что вас разыскивает полиция за вооруженное нападение и убийство некоего Рене. Таким образом, раз уж так получилось, что я говорю по-немецки, вам стоит меня выслушать — это будет гораздо разумнее.
Леер ничего не ответил. Уже небольшая победа. В комнате воцарилось глубокое молчание. Шабернака не беспокоило то, что он слышал за своей спиной дыхание Веры. Та выглядела подавленной. Ему показалось, что она очень взволнована и расстроена…
Он рискнул медленно опустить руки, и немец не стал возражать.
— Мои клиенты жаждут крови, — начал Гедеон. — Они хотят отомстить за смерть одного из своих людей. Они жаждут вашей головы. Я же им советую сделать совершенно противоположное. Я против насилия. Не в силу излишней добродетельности, уверяю вас, но просто потому, что это самый надежный способ привлечь внимание полиции. А она у нас во Франции работает очень эффективно. Поэтому мы заинтересованы урегулировать наши проблемы между собой и как можно скорее.