А эта дурацкая работа о сырах: наклеивать на перепачканные листы картона слова и картинки, вырезанные из журналов. «Ты же знаешь, что не можешь писать аккуратно, рука у тебя скоро начинает дрожать, и получаются каракули. Ведь не хочешь же ты испортить свою работу».
Может, улизнуть в лес и поискать там птицу-лиру, валаби, вомбатов, муравьедов и опоссумов?[4] Может, прихватить удочку и половить по пути рыбу в ручье? Может, вырыть во дворе яму, большую, глубокую яму, как у других мальчишек? Как та, что у Перси Маллена на заднем дворе. Она и пещера контрабандистов, и шахта золотоискателей, и крепость, и кратер вулкана, и Колизей[5] с рыкающими львами, требующими еды. Там всегда можно что-нибудь спрятать. И еще это у них клуб. Настоящая, замечательная яма! Зимой она наполняется водой, и тогда это Тихий океан или Бенгальский залив, или тонущее судно, а все они — матросы, откачивающие воду. Это опасное место, и мистер Маллен все собирается засыпать ее, да руки не доходят. Или он помнит, что и сам был мальчишкой?
Может, залезть на крышу и посидеть на самом верху? Крыша всегда рядом, похожая на гору, вроде Маттерхорна или Эвереста. Их покоряют другие, не он. Перси Маллен не только взбирается на крыши и сидит на них, но и прыгает оттуда. Но Перси позволяют делать почти все, даже деревья рубить.
Сисси Парслоу тоже иногда сидел на крыше своего дома. «Я король, и это мой замок, — насмехался он. — А ты — вонючий недоносок». Жуткий тип этот Сисси.
Стая скворцов возвратилась. (Скворцы, что унесли его цепи.) С криком и шумом уселись на телефонный провод. Сперва было похоже на нить коричневых бус, потом — на шеренгу болтающих и переминающихся на месте ребятишек: вот-вот начнут забег на дистанцию.
Мама перед отъездом сказала: «Я позвоню тебе из Мельбурна. Не уходи далеко».
В небе появилась стрела. Она пронзила шарик, и он упал на землю. Ощущение спокойствия и удовлетворения, чудное ощущение, что он может делать все, что хочет, а не то, что ему велят, исчезло, как исчезает текст перевернутой страницы.
Не может он пойти в лес, потому что должен оставаться возле дома. Не может вырыть яму, потому что ему не разрешают брать лопату. Не может забраться на крышу, потому что слишком долго будет спускаться к телефону.
Мамины слова, слова всех других долбили его по темени, стучали, как колеса на деревянном мосту.
Этот ужасный телефон, это маленькое зеленое чудовище. Весь день будет он здесь торчать, как большое подслушивающее ухо. Будет следить за ним и наводить тоску. Будет угрожать. А как только Джон отвернется, он подпрыгнет и заскрежещет: «Не смей! Нельзя!» И через час зазвонит снова.
Вот почему мама приберегла эти слова напоследок: чтобы он не мог поспорить. «Позвоню из Мельбурна. Не уходи далеко». Одна из грязных взрослых штучек.
«Нечестно!» — взвыл он и в припадке гнева швырнул камень из-под фруктовых деревьев прямо на дорогу, насмерть перепугав Мейми ван Сенден.
На Мейми были голубые джинсы и желтый свитер, а ее золотистые волосы — как бронзовый шлем. Высоко поднимая ноги, она шагала по дороге, в руках — сумка и список покупок.
— Ой! — взвизгнула она и как вкопанная остановилась под аркой, глядя вверх по дорожке прямо на Джона. Потом завопила еще пронзительнее: — Это ты, Джон Самнер? Зачем ты это сделал? Ты что, полоумный или как?
— Да нет. Просто не видел, что ты идешь.
— Спорю, видел.
— Не видел.
— Это же опасно — бросать камни. Вот скажу маме, что ты камнями бросаешься. А если бы я была верхом, лошадь могла бы на дыбы встать. Она б меня убила, а тебя бы повесили.
— Так тебе и надо, если будешь тут верхом разъезжать. Чего это ты вздумала ездить верхом? Ты еще не взрослая. Еще слишком маленькая.
— Просто тебе завидно, потому что сам не можешь.
— Могу. На любой лошади, даже на дикой, даже на быке.
— Чокнутый ты, вот кто, — провизжала Мейми, хотела еще что-то добавить, по вовремя остановилась. Ей не раз говорили, что Джона нельзя дразнить, нельзя говорить ему, что он чего-то не может. И играть с ним не надо, если можно этого избежать. Он себе что-нибудь повредит, а она будет виновата.
Она только тряхнула головой, покраснела от смущения и побежала прочь по дороге. Джон тоже покраснел. Мейми симпатичная. Жаль, что он ее напугал. Он хотел бы носить ее сумку с книгами, как Перси Маллен носит сумку Элизабет Уинтер, но он этого не делает, ведь Мейми еще маленькая, ей только девять. Когда-нибудь, когда она станет старше, он пригласит ее к себе надень рождения, и Мейми, конечно, придет.
4
Птицы-лиры (лирохвосты) — семейство отряда воробьиных.
Валаби — кенгуру средней величины.
Вомбаты, муравьеды и опоссумы — живородящие сумчатые млекопитающие, у которых детеныши рождаются недоразвитыми и долгое время развиваются в материнской сумке.
5
Колизей (от лат. colosseus — громадный) — памятник древнеримской архитектуры (75–80 гг.) в Риме. Служил для гладиаторских боев и других зрелищ, вмещал около 50 000 зрителей.