– Мы знаем, что ты тут сейчас одна. Мы видели, как менеджер ушел.
Где он слышал этот голос раньше – эту занятную и уродливую смесь кокни и саффолкского наречия? Алан был уверен, что слышал, к тому же недавно. Это был очень запоминающийся акцент – сочетание растянутых гласных с невнятными или выпадающими согласными было необычным. Он слышал это здесь, в банке? Или во время поездки по магазинам? Потом смысл слов дошел до Алана, и он отвел ногу от кнопки. Они думают, что он уехал, – должно быть, видели, как он садится в машину. Алан мог сейчас нажать кнопку, и они не имели бы ни малейшего понятия, что он это сделал, а кроме того, если он будет вести себя по-умному, то сможет сберечь банку три тысячи фунтов. А может быть, и все имеющиеся в отделении деньги – если только вспомнит, кому принадлежит этот странный голос.
– Посмотрим, что у вас в кассах, куколка.
Другой голос, с интонациями диск-жокея. Алан слышал, как открываются кассы. Его ступня снова поползла назад, нащупывая кнопку, вмонтированную в ковровое покрытие пола. За дверью раздался перезвон монет. В кассах должна была быть примерно тысяча фунтов, чуть меньше или чуть больше. Алан приподнял пятку. Его план был вполне приемлемым. Но, предположим, он спасет эти три тысячи, сунув их в одежный шкаф, прежде чем грабители войдут. И как он будет объяснять банку, каким образом сумел это сделать?
Джойс не было слышно. Алан опустил пятку, поднял снова.
– Теперь сейф, – произнес голос с саффолкским или кокни-саффолкским акцентом.
Чтобы дойти до сейфа, они должны пройти через его кабинет. Он не может нажать тревожную кнопку – только не сейчас, он ведь не все продумал. Не было никакой весомой причины, по которой он мог находиться в своем кабинете с тремя тысячами фунтов в руках. Он не может сказать, что открыл сейф и вытащил их, когда услышал, что в банк ворвались грабители, – предполагалось, что он не должен знать шифр, известный Джойс. А если он смог спасти три тысячи, почему не спас пять или шесть?
Эти типы могут войти в кабинет в любую минуту. Они засунут банкноты и монеты из кассы – если вообще дадут себе труд взять монеты – в свою сумку и пройдут прямо через кабинет. Алан открыл дверь шкафа и втиснулся внутрь, прижавшись к задней стенке и прикрывшись вечерним платьем Джойс, подол которого доходил до самого пола. «Госпожа, не найдется ли здесь, в ваших покоях, каких-нибудь доспехов, чтобы мне прикрыть мое тело?»
Он едва успел закрыть за собой дверцу шкафа, как услышал крик Джойс:
– Нет! Не трогай меня!
Раздался лязг, как будто что-то прокатилось по полу.
Слова Ланселота напомнили Алану о тех вопросах, которые он задавал себе ночью в субботу. Мог ли он сам когда-либо проявить подобное безрассудство? Такую гордость и отвагу? Потребуется ли это когда-либо от него? И вот оно потребовалось. Джойс всего двадцать лет. Она девушка. Плевать на подозрения банковского начальства, плевать на то, что подумает кто бы то ни было. Его первый долг – спасти Джойс или хотя бы встать рядом с нею и поддержать ее. Алан пытался выпутаться из складок платья и открыть дверцу. Он не боялся. Со смутным удивлением он подумал, что не боится, поскольку ему все равно, убьют его грабители или нет, – ведь ему не для чего жить. Возможно, вся его жизнь со всей своей скукой, тяготой и бесполезностью была предназначена для того, чтобы привести его к этому мгновению – к встрече со смертью в дождливый день ради семи тысяч фунтов.
Он мог бы оставить деньги в шкафу – он распихал их по карманам своего плаща, висевшего рядом с платьем Джойс, – выйти и встретить грабителей лицом к лицу. Они и не подумают заглянуть в карманы плаща, а после он придумает объяснение для банка. Если у него будет это «после». Самым важным сейчас было выйти из шкафа, и ведь это может к тому же отвлечь грабителей и дать Джойс возможность сбежать.
Но прежде, чем он коснулся дверцы, случилось нечто странное и необъяснимое. Алан ощупал карманы, дабы убедиться, что ни одна из банкнот не торчит наружу, и под его руками монеты вдруг как бы ожили; они почти пульсировали, словно были покрыты неким химическим веществом, реагировавшим на соприкосновение с плотью. От них точно исходила энергия, лучи незримой мощи, которые распространялись вверх по его рукам, вызывая ощущение покалывания. Снаружи доносились какие-то звуки. Должно быть, эти люди уже открыли сейф. Алан слышал шорох, топот и голоса, которые спорили между собою, – и в то же время не слышал. Единственное ощущение, которое у него осталось, – это пульсация оживших денег под его пальцами. Внезапно задохнувшись от волнения, он стиснул руки, потому что понял, что не может отказаться от этих денег. Они принадлежали ему. Соприкасаясь с ними каждый день, он уже считал их своими, и теперь не мог их бросить.