Глаза все еще жгло от цифр, что таяли на классной доске. И чего он на меня напустился? Сколько ни старайся, результат один и тот же. В конце концов все равно выставят из класса.
Я уже поднялся с места, но тут вдруг Тина так решительно встала из-за парты, что свалился на пол планшет с изображением перелетных птиц, обитающих в наших краях. Эта невзрачная тихоня, на которую никто и внимания не обращал, вечно отмалчивалась, зато контрольные писала на отлично.
— Это не он начал! — заявила она.
Ну уж этого Асп не ожидал! Да и никто в классе. На миг лицо учителя застыло. Казалось, он не знает, что делать. Асп провел ладонью по голове и опустил руку — волос-то там не было.
— Не вмешивайся, Кристина, — сказал он.
Но девчонка не сдавалась.
— Это нечестно, — выкрикнула она срывающимся голосом.
В классе все просто рты поразевали. Я застыл как вкопанный. Все уставились на Тину. Щеки ее раскраснелись, а светлые волосы сверкали, словно ореол.
Похоже, Асп бы все сейчас отдал за жвачку.
— Садись, Кристина, — сказал он. — А ты, Лассе, отправляйся в коридор.
— Тогда и я пойду!
С высоко поднятой головой Тина вышла из класса. Она была похожа на Святую Люсию — только венка со свечами недоставало, казалось, ее несли те самые перелетные птицы, плакат с которыми она ненароком смахнула. Тина осторожно прикрыла за собой дверь. Мне даже стало жалко Аспа. Я мягкосердечный, мне всех жалко.
— Ну, и я тоже пойду, — пробормотал я.
Асп не ответил. Он ловил ртом воздух, стараясь успокоиться. Видно, считает меня таким безнадежным, что ему на меня и слов жалко.
— Пока, — буркнул я, подойдя к двери.
И тут вскочил Пень.
— Я тоже уйду! — крикнул он. — Это жутко нечестно!
Он знал, что говорил. Сам все и начал. Пень так распалился, что, ринувшись за мной следом, даже спотыкался больше обычного. Не мог он оставаться на месте, когда невинные отправляются в путь — к свободе, туда, за стены школы.
И в самом деле жутко нечестно!
Но Тины мы не увидели. Когда мы вышли из класса, ее нигде не было.
Мы решили поехать в город — я и Пень.
Он изо всех сил старался развеселить меня. Может, чувствовал свою вину, раз все на меня свалили. Пень потащился со мной в «Буттерикс»[3], где мы налюбовались вдосталь на свистящие сардельки, почти натуральную блевотину из пластика и резиновых пауков. Пень даже примерил накладной бюст на резинках, стал в нем красоваться и предложил одному очкарику рассмотреть его поближе за пять крон. В конце концов нас выставили из магазина. Но к этому времени Пень успел прихватить два отличных приставных носа и пачку вонючих сигарет, которые решил подарить своему отцу на Рождество. Если они встретятся.
Но как он ни старался, мысли мои были далеко.
— Ну чего ты, — не выдержал наконец Пень, — может, и впрямь живот прихватило?
Я кивнул. Как ему объяснить, в чем дело? Он бы не понял. Я и сам не очень-то понимал.
— Пошли! — сказал Пень. — Я тебе покажу такое, что ты про свой живот и думать забудешь!
И он не соврал. От такого забудешь все что угодно.
Ухмыляясь в предвкушении, он потащил меня к универмагу.
Пот полил с нас градом, едва мы вошли в магазин.
Мы протискивались среди животов, задниц и набитых пакетов с рождественскими покупками. Гигантская искусственная ель вздымалась вверх на несколько этажей, и она вся была увешана огромными красными свертками. Громкоговорители над нашими головами выкрикивали рекламу рождественских подарков, сообщали о скидках, перемежая это исполнением рождественских песен вроде «Тихая ночь, святая ночь».
Но нигде не было того покоя, о котором мечтал мой отец.
Я стал искать отдел музыкальных записей. Вдруг у них найдется пластинка Элвиса, которой нет у отца? Но такой не оказалось. Пень предложил вместо этого купить «Твистед Систерз». Но я покачал головой. Папа любит только классику.
Мы потащились в отдел часов. Там-то все и должно было случиться!
— Смекнул? — спросил Пень.
Я кивнул.
— Поставим все на четверть третьего, — повторил он на всякий случай.
Мы задумали завести все будильники так, чтобы они зазвенели и забренчали в одно и то же время. Пень это специально придумал — хотел меня повеселить. Он покосился на меня, желая удостовериться, что я благодарен ему за эту выдумку. Но я не больно-то радовался.
И все же Пень взялся за дело. Его пальцы действовали молниеносно. А мои меня совсем не слушались. Я тщетно шарил по задним панелям, пытаясь отыскать нужные кнопки.