Закрыв за собой ворота, леший вбежал во двор и остановился, не зная, как дальше быть. Неужели Праздник не приснился, и он побывал-таки в Мосе? Но тогда что случилось на бревне? Почему, потеряв сознание, он свалился в воду? И ведь там поджидал белесый монстр…
Как вообще он очутился дома?!
И главное – почему ратники хотят убить его?!
Вопросов много – и ни единого ответа.
Думать Зилу мешала боль родного дома, выращенного из многих растений. Лавки, тюфяки, стол и стулья и даже скатерть молили больше не мучить дом, не тыкать в него острым. Зил вцепился ногтями в родимое пятно на предплечье. В крышу раз за разом встревали горящие стрелы. И когда она вспыхнула, у Зила будто на голове занялись волосы. Стены загорелась, забор с воротами уже в дыму… Хутор корчило в агонии, а Зил – ментал-леший с рождения – был связан с хутором незримыми нитями дара.
– Хватит! – потребовал Зил. – Убирайтесь в Мос, вам тут не место!
Нужно срочно потушить огонь, пока не поздно. Над забором мелькнуло радужное оперение, из дыма вынырнула стрела и, едва не проткнув Зилу ухо, пролетела мимо.
И тогда его накрыло: на глаза точно набросили багровую пелену, в глотке заклокотало.
Это его дом! Никто не смеет стрелять в его дом!
Тяжело дыша, Зил выбрался за ворота и, сжав кулаки, побежал на ратников. Он мчался, проваливаясь по колени в снег и уворачиваясь от стрел, оставляющих в морозном воздухе дымные полосы.
– Не убейте! – рявкнул следопыт, и ящер под ним, подняв целую вьюгу, ударил в сугроб длинным тяжелым хвостом. – Кто убьет – тому не жить!
Верно, не жить. Лешего распирало от желания наказать тех, кто поджег хутор. Он больше не смотрел под ноги – менталу не нужны глаза, чтобы видеть выращенные ловушки. Леший знал, где они пустили корни, и попросил.
Просьба его была столь сильна, что разом взорвались все хлопки вблизи от воинства.
Аж в ушах зазвенело!
Первый ряд волчарок и ратников посекло веером осколков из затвердевшей кожуры и накрыло оранжевой тучей спор, вызвав слепоту и приступы удушающего кашля. Даже зог всхрапнул и, отворотив массивный череп, замахал передними лапками. Следопыт с трудом удержал его от галопа, отведя мер на двадцать от зоны поражения. Ошалевшие от грохота псины, поджав хвосты, просеменили следом.
Схватившись за неопасное основание, Зил на бегу вырвал из сугроба куст синьки, сплошь облепленный ядовитыми шипами, и, проскочив через тучу спор, к яду которых у него с детства иммунитет, ворвался в скопление тел в доспехах из железного дерева, которые не разрубить ни мечом, ни алебардой. Но зачем рубить, если врагов можно отхлестать колючками по рожам?! Да-да, по наглым рожам, исклеванным оспинами и покрытым шрамами! Сплошь в нарывах-прыщах и просто грязных – некоторых мамы не научили умываться по утрам! Колючками – по обветренным губам, скрывающим плохие зубы! По красной, в бисере пота морде! Вот так! С оттяжкой!..
Лешего окружило смрадное дыхание десятков ратников. Шипы синьки путались в их рыжих неопрятных бородах, с застрявшими в них крошками хлеба и кусочками гнилого мяса. Кого-то он ударил локтем в кадык, из раскрытого в немом крике рта плеснула кровь. Ногой – в колено, до хруста!.. Зил дрался так, что самому стало страшно. Кулаком в нос. И в висок. Он был свиреп точно берсерк, впавший в боевое безумие. Пальцами в глаза!.. Кто бы мог подумать, что сын Лиха настолько силен в рукопашной?! Никогда еще Зил так хорошо не сражался. Вот что значит – защищать свой дом!
И все же на него навалились, облепили со всех сторон, повисли на нем, заставив упасть на снег. Тяжесть давно немытых тел выдавила из груди воздух. Но леший не сдался, сумел локтем двинуть в поросшее рыжими волосами ухо. На миг стало чуть свободнее, чуть легче. Всего на миг! Но и этого хватило для одного быстрого вдоха. И еще удар! И еще!..
Его перевернули на живот и заломили руки за спину. Он дернул головой так, что едва не треснули шейные позвонки. Затылок врезался во что-то хрусткое, и на волосы брызнуло горячим. Тут же ребра лешего принялись отхаживать ногами. Перед помутневшими от боли глазами мелькнули чьи-то пальцы – кто-то наклонился проверить, жив ли еще строптивец. Драться он не мог, но мог дотянуться зубами. Рот враз наполнился чужой кровью. Оглушительно визжа, Зила ударили по затылку. Челюсти сами собой разжались. Мир вокруг затянуло черной хмарью…
«Только не теряй сознание, слабак! – приказал себе леший. – Не смей! Это слишком просто – уйдя во мрак, расстаться с мучителями. Это – сдаться!»
Носки ботинок раз за разом врезались в живот, в лицо, в ребра – уже сильно ушибленные, но еще не сломанные. Ратники растягивали удовольствие, наслаждаясь тем, что леший выл и всхлипывал, иначе уже забили бы его до смерти.